Четверг, 8 марта
Вечером у Шопена. Видел у него одного оригинала, который приехал из Кемпера, чтобы повидать его и излечить. Он, видите ли, медик или был медиком в прошлом и потому питает глубокое презрение к гомеопатам всех оттенков. Это страстный любитель музыки; но его восторг ограничен Бетховеном и Шопеном. Моцарт, по его взгляду, не достигает их уровня, Чимароза — старый колпак и т.д. Надо быть провинциалом из Кемпера, чтобы иметь подобные идеи и чтобы выражать их с таким апломбом; все это принято относить за счет бретонской откровенности. Я ненавижу такого рода характеры; эта пресловутая откровенность, под видом которой выпаливаются самые резкие или оскорбительные мнения, крайне антипатична мне. Никакие отношения между людьми невозможны, если на все отвечать с подобной откровенностью. Собственно говоря, с такими наклонностями надо жить в стойле, где отношения устанавливаются ударами рогов или вил; вот откровенность, которую я предпочитаю.
Утром у Кудера, чтоб поговорить о картине, находящейся в Лионе. Он умен, и у него очень красивая жена. Будь у нас обоих откровенность на манер моего бретонца, мы в конце разговора дошли бы до рукопашной; мы же, наоборот, расстались, вполне довольные друг другом.
9 марта
Концерт Прюдена; вечером у Плейеля. Увертюра Волшебной флейты и Фрейшютца, повторенного на бис. Я сидел рядом с Буассаром и с красавицей Аглаей. Снова встретился там с прекрасной незнакомкой, которую видел в саду. Незадолго до конца ушел со своего места, чтобы разглядеть ее ближе, или, вернее, просто поглядеть на нее, так как она сидела ко мне спиной во время исполнения. Я составил себе верное представление о ней, когда увидел ее из окна. Она только изменила прическу, во всяком случае, на сегодняшний вечер,— у нее были пышные волосы на английский манер. Черты лица у нее нельзя назвать красивыми, но нет ничего пикантнее их. Она чем-то напоминает г-жу Дальтон, когда та была молода.