Среда, 14 февраля
Обедал у президента с Пуансо, Гей-Люссаком, Тьером, Моле, Руайе, Жюсье и др. Там же были Виейар и Шабрие. Первый представил меня Леону Фоше.
У меня был долгий разговор после обеда с Жюсье о цветах в связи с моими картинами, Я обещал побывать у него весной. Он покажет мне свои теплицы и достанет для меня разрешение писать этюды.
Тьер был очень холоден со мной, даже более, чем я ожидал. Я начинаю верить тому, что сказал мне Виейар в понедельник у Серфбеера: у него большой ум, но мелкая душа. По существу, он должен был бы уважать меня за то, что я оказался в оппозиции к нему по вопросу, который шокировал мои чувства. Тем хуже для него, конечно.
Мне не удалось ни поговорить с Пуансо, ни услышать его самого. Эти люди и их хладнокровие производят на меня сильное впечатление. Он говорил перед обедом о Лагранже, которого он ставит на самое высокое место, о Лапласе, которого он ценит меньше. Минье восхвалял стиль этого последнего. Пуансо процитировал несколько мест, вызывающих критику. Таково начало его «Небесной механики» (заглавие неудачное, говоря мимоходом!): «Если прекрасной ночью вы поднимете взгляды свои...» и т.д., а надо было, говорит он, написать: светлой ночью или ясной ночью. Он прав, но Минье остался при своем. Меня это не удивляет. Вольтер, по словам Пуансо, не допустил бы этого, и с основанием, на мой взгяд. Если вы изображаете любовь какого-нибудь героя из романа, слова прекрасная ночь естественны, но в научном труде вы никогда не должны терять из виду, что вы — ученый. Он же несомненно — один из самых замечательных.
Принц сделал комплимент Энгру по поводу его прекрасной картины Капуцины, которая на самом деле является работой Гране и лишь принадлежит Энгру. Надо было видеть физиономию Энгра при этом недоразумении.
Оттуда к г-же Марлиани. Она прочла мне письмо г-жи Санд, которая приносит ей самые глубокие извинения в связи с историей насчет замужества и уверяет или старается уверить, что никогда не имела в данном отношении видов на Клезенже. В добрый час!