У мамы на квартире жила квартирантка Жанна. Мы с ней были очень дружны. Из-за меня она тоже осталась без угла. Директор Психо-неврологического института, где работала Жанна секретаршей, будучи её любовником, разрешил нам ночевать в одной из лабораторий института, куда мы залезали ночью через окно.
Однажды, зайдя домой к матери, мне попался на глаза черновик письма, в котором Светлана писала старшей сестре: «Мы ждём, когда пройдёт шесть месяцев, и Линка потеряет право на квартиру». Я рассказала об этом отцу. И он посоветовал судиться с матерью о моём вселении в квартиру, которую он оставил для всех детей.
То был позорный суд для матери и болезненный для меня. Но иного выхода у меня не было. Мама меня выставила на улицу, в чём я стояла, за что её осудили все её знакомые и приятели.
После суда мы разъехались по разным адресам, разменяв квартиру. Сначала мама с сестрой Светланой жили в Одессе, а потом они переехали в город Кишинёв. Я училась в институте, будучи полуголодной, Бабушка Дина Леонидовна - свекровь моей старшей сестры всегда встречала меня по-доброму и кормила. Все институтские годы меня подкармливала моя подруга Мила Гофман. Она вышла замуж за Юрия Белого, ещё будучи студенткой, мечтая о русской фамилии. Но вскоре они разошлись по глупости. Она снова вышла замуж уже за Юру Антонова. После второго брака у неё родилась дочь Марина. И первый и второй Юра рано ушли из жизни. Уже спустя много лет я встретилась с отцом Юрия Белого Эдуардом. Будучи поэтом, он вёл одну из литературных студий. Мы собирались в частном ресторанчике его старшего сына на ул. Советской Армии.
Мила очень большое участие принимала в моей жизни. У неё была дача с садом в Аркадии. Мы там часто проводили время, собираясь в выходные дни. Потом она вышла замуж третий раз и уехала с мужем и с дочерью в Германию.
Шли годы. Раны моего сердца зарубцовывались. Обида на маму отходила в сторону. Родная кровь заявляла о себе. Я пыталась несколько раз, приезжая в Кишинёв, помириться с матерью. Светлана стояла всегда стеной к моему перемирию, не желая даже со мной вступать в разговор. Её интересовала всегда материальная сторона, чтоб не дай Бог мне не перевалило что-то из общего имущества.
Я поселилась на ул. Чкалова 7, куда забрала подругу Жанну, прописав её, как родственницу. Нас принимали за сестёр. Мама мне не дала ни подушки, ни простынки. Всё имущество я потихоньку наживала сама. Однако, я умудрялась даже ездить в отпуск. Мы с Милой могли в один день посетить Ригу, Таллинн, Вильнюс. Завтракали в ресторане одного города, обед – в другом, ужин – в третьем. Вместе с Милой намного позже мы бегали по вечерам в Интерклуб. Это были лучшие годы моей жизни.
Интерклуб. Было время прекрасное.
Мы общались на всех языках.
По мишеням стреляли мы глазками,
Изливались в любовных речах.
И кружились мы в танцах под музыку.
Каждый день был в душе карнавал.
И не связаны были мы узами.
И не правил безумием бал.
Лица наши светились улыбками.
Пусть порою наигран был смех.
И как все, мы грешили ошибками,
Но карался презрением грех.
Было страшно сказать что-то лишнее.
И стеснялись подарки мы брать.
Мы росли, как растенья тепличные,
Жизнь могли за Отчизну отдать.
Мы судили и были судимыми,
Признавая мораль, этикет.
Мы любили и были любимыми.
Двух сердец был прекрасен дуэт.
Лесбиянство нам было неведомо.
Извращенья карались судом.
Усмиряя гордыни пред дедами,
Всё осмыслить пытались умом.
Жили мы одержимые верою
В свой народ и величье страны.
Мы не строили планов стать мэрами,
Идеалами были больны.
Все тянулись к наукам и знаниям,
Свет стремились в познаньях черпать.
Проводились умов состязания.
В нём солдат генералом мог стать.
Упивались мы сладкими соками.
Меж собою делились мы всем.
Были наши порывы высокими.
Знали мы, что почём и зачем.
Были связаны крепкими узами.
Их на прочность сам Бог проверял.
И кружили мы в танцах под музыку.
Мне дарила судьба карнавал.