Обязательные сельхозработы
Но ближе к делу. Летом 1956 года я дважды ездила на сельхозработы. В июле – вместе с будущими геологами – мы работали на Карельском перешейке где-то за Петрозаводском. Был сенокос, мы собирали сено граблями в валки, потом- в копны и, если было сухо и жарко, складывали всё в большой стог. Конечно, нам помогали местные механизаторы, и где-то рядом работали, как и мы, курсанты. Здесь я впервые увидела «волокушу», какие-то приспособления с зубьями для перевозки «копёшек», здесь я впервые взгромоздилась на широкую спину лошади и въехала в амбар, куда свозили сено. У амбара было два выхода- входа, и когда он наполнялся доверху сеном, мы устраивались в нём на ночь, строили себе норы в сене и засыпали сном счастливых младенцев, не боясь мышей, пауков и других ночных гостей. Это было прекрасное лето. Нас было много, но работали почему-то поодиночке, в разных концах луга или поляны. Грабли- наше основное орудие труда, нравятся мне и сейчас. Купались в голубых озёрах, а если был дождь, не прятались, такой он был тёплый и ласковый. Позже я услышала песню со словами: «Долго будет Карелия сниться, будут сниться до сих пор остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр». Всё в стихе хорошо, кроме «до сих пор» и «долго». Надо что-то одно. Ещё остались навечно в памяти большие низкие звёзды в ночном небе Приозерска (или ещё какой-то станции), когда мы покидали Карелию.
Песни трудового семестра
С нами была девушка Валя, приехавшая из Воркуты. Она ушла после первого курса, но песни, которые она пела, а мы подхватывали, остались. Это был лагерный фольклор. Тут были и «Начальничек, ключик- чайничек», и «Я сижу в одиночке и плюю в потолочек», и знаменитый позже маркинский «Сиреневый туман». За годы учёбы к лагерному фольклору присоединился фольклор восточников, среди них - «Гимн востоковедов»: “ Жил один студент на факультете, о карьере будущей мечтал, о жене столичной, о машине личной, но в аспирантуру не попал.”Часто пели пикантную песенку про индейчика в бамбуковой хижине, про студента, опустошающего чужую мошну, про американца, шедшего из Алабамы «до своих родных краёв, до своей любимой мамы, до жены и до братьёв». Часто в общежитии гремел припев: «Эге-ге-гей, Сюзанна, любимая моя, после долгих лет разлуки я пришёл в твои края». Впечатляла песня «Пыль». Уже в зрелом возрасте я обнаружила её в сборнике переводов англоязычных поэтов. Кажется, это был Р. Киплинг: «И только пыль-пыль от шагающих сапог, и отдыха нет на войне солдату, пыль…» В то лето мне было только шестнадцать. В Сибири мы ничего не слышали ни о репрессиях, ни о лагерях, ни о Гулаге.
