Общество, собиравшееся у А. А. Дельвига по воскресеньям, с наступлением мне 16 лет сделалось мне еще интереснее, и потому я с трудом от него отрывался, и через то несколько опаздывал. Пассек также опаздывал, но все же приходил несколько ранее меня, и ему объявлялось, что он в наказание в следующий праздник не будет отпущен. Когда же я приходил позже его, то мне Лермантов только делал замечание, что ему тем неприятнее мое опаздывание, что, не взыскивая с меня, он не может взыскать и с Пассека. Но случалось так, что в следующий праздник Пассек, освобожденный ради меня от наложенного на него наказания, был во время осмотра перед отпуском оставляем по придирке к какой-нибудь неисправности в одежде. Это очень бесило Пассека, от природы очень вспыльчивого; но он, в виду скорого производства в офицеры, отмалчивался, что ему стоило больших усилий.
Я уже говорил выше, что Военно-строительное училище не достигало цели ему предназначенной, а потому решено было его уничтожить, а увеличить вдвое число воспитанников института, который с этой целью был преобразован. Число воспитанников назначено было 240, которые составили две роты; первой ротой назначена бывшая рота института, а второю ротой бывшая рота Военно-строительного училища. Воспитанники были разделены по учению на четыре класса, из коих только первый сохранил название портупей-прапорщичьего, а прочие названы кадетскими. Репейки на киверах под помпонами были прежде у всех воспитанников унтер-офицерские; они сохранены только до 1-го класса, а прочие получили репейки рядовых. Обеим ротам были даны ружья и приказано было водить воспитанников на разводы и на смотры, делаемые в Высочайшем присутствии. Инспектор классов института был переименован в помощники директора по учебной части, и к штату института был прибавлен помощник директора по хозяйственной и строевой частям. Последним был назначен бывший директор Военно-строительного училища генерал-майор Шефлер.
Воспитанники Военно-строительного училища, вследствие этого распоряжения, были переведены в здание института 1 января 1830 г.
Шефлер в новой должности вздумал продолжать порядки училища. При нем остался прежний эконом института отставной полковник Пфеферн. Он ходил в мундире без эполет и в треугольной шляпе с султаном, из которого высыпались перья, и потому воспитанники громко называли его "рябчик". Пфефер начал кормить хуже, хотя по новому штату института сумма на пищу воспитанникам не была убавлена и было еще легче хорошо кормить 240 человек, чем 120. Хорошие повара, бывшие в институте, отпущены и заменены солдатами-поварами, бывшими в училище. Они раз сварили суп из гороху, которого нельзя было взять в рот; никто не ел его, несмотря на увещания и требования Лермантова и Шефлера. Воспитанники, выйдя из-за стола, кричали: "Пусть рябчик сам ест этот горох". Базен, узнав об этом, приехал в институт; он, выстроив воспитанников 1-й роты, сделал им выговор и обратил наше внимание на то, что он привык в нас видеть людей развитых, что он надеется, что мы, постигая, как важно всякое непослушание с нашей стороны, будем вести себя безукоризненно, и прибавил с особенным французским акцентом: "напрасно Вы не кушаете горох; очень хорошее кушанье горох, и я ем горох, и Его Королевское Высочество кушает горох, и все кушают горох". Базен приказал нам давать несколько дней сряду горох; мы его не ели, но, из уважения и любви к Базену, более не шумели, и тем дело это кончилось.