На нашей улице – а она шла параллельно тому оврагу, по которой неслись весной воды в Тымь, где-то на середине была лавочка – маленький магазинчик. Там продавали самые разные необходимые товары – хлеб, соль, спички, консервы, мыло, детские игрушки. А во дворе продавали керосин. Электричество часто отключалось, и в каждом доме были лампы со стеклом, фитиль можно было прикрутить побольше или поменьше, свету давали достаточно.
Меня посылали за хлебом.
Однажды в очереди впереди меня стояла молодая женщина. Мы всех их называли «офицерша». Офицеров в 1945-46 годах было много. Она покупала какую-то немыслимую массу товаров. На руках у нее был ребенок лет полутора, поэтому и детские игрушки тоже. И вот дошла очередь до пупсика. Голый целлулоидный младенчик – мечта сокровенная. Потом еще и еще. Я этого пупсика отодвинула подальше за выступ прилавка. И женщина, не заметив пропажи, ушла. Я купила хлеб, с дрожью в душе взяла этого пупсика и побежала домой. Мама спросила, откуда это. И я все рассказала. Мама села, усадила меня за стол напротив и раскрыла мне глаза на мой поступок. А ведь папа – судья! Ему поручено определять вину человека, в том числе и за воровство. Я пошла назад относить этого злосчастного пупсика. Дверь показалась какой-то тяжелой, открывалась плохо. Ноги не отрывались от земли. Дорога была очень долгой. В душе не буря, а темнота. Положила пупсика на то место, где взяла, и пошла домой. К вечеру поднялась температура и вскоре стало понятно, что это коклюш.