Как я погрузился в высшую школу
На втором курсе меня пригласил поработать преподаватель органической химии. Два-три раза в неделю по вечерам я помогал ему в работе и сам постигал красоту химии. В группе были удивлены его выбором. Один из «стариков» (поступил после армии) даже поинтересовался, не друг ли он моего старшего брата. Брат, Александр Крашенинников, учился на нашем факультете пять лет назад и с этим преподавателем знаком не был. В группе были более прилежные студенты, даже ленинские стипендиаты, так что, почему он выбрал меня, осталось неизвестным. На третьем курсе пришлось оставить органическую химию, так как начался интересный и длительный курс физической химии с обширным лабораторным практикумом. Мне нравилось работать в физхимии и я, параллельно лабораторным работам, по собственной инициативе разработал для кафедры методику хроматографии в тонком слое. Впоследствии она была включена в практикум для студентов.
«Впереди десятки необъявленных войн, и я подписал контракт на весь срок…»
Я целенаправленно поступал на специальный факультет. Наконец на четвертом курсе начались ожидаемые специальные дисциплины. Первый семестр запомнился только холодком в груди при первом синтезе нитроглицерина. Позже стало рутиной пластифицирование нитроцеллюлозы нитроглицерином на горячих вальцах для получения баллиститных порохов.
Знаменательным стал второй семестр. Началась пятимесячная практика. Основная часть группы отправилась по заводам, а пять человек попали в закрытый НИИ, который и стал моей судьбой на ближайшие десять лет. Мы с Димой Р. попали в одну лабораторию. За работу взялись со всем юношеским пылом. Наше руководство, увидев, что мы хотим и умеем работать, дало нам ставки техников. И мы, забыв о необходимости защиты каких-то курсовых проектов в ВУЗе, просто работали «на благо отечества».
В начале работы произошел случай, запомнившийся на всю жизнь. Я оказался в роли спасителя - уверен, что спас жизнь Диме. Мы работали с органическими солями кислот. Я работал с хлорной кислотой, а Дима с азотистоводородной. Это очень коварная кислота первого класса опасности: очень летуча, без цвета и без запаха. Видимо, он плохо промыл посуду под тягой и понес на сушку. Я только услышал крик: «Витька, налей спирта!» Я обернулся - зрелище было ужасным. Всё по науке: резкое повышение температуры - на него как будто лили из ведра воду; резкий прилив крови к голове - абсолютно красные белки глаз. Дальше - должна быть остановка дыхания. Единственное противоядие - этанол, который всегда под рукой. За секунду я налил грамм 200, с большим трудом влил ему в глотку и побежал к телефону. Конечно, я раздумывал: звонить – значит, расследование, не звонить - вдруг умрет. Пока пару секунд раздумывал, слышу заикающийся голос: «Может пообедаем». Смотрю, глаза почти нормальные, а парень абсолютно пьяный. Я его отвел в помещение для особо опасных работ, уложил на бушлаты и закрыл. Так мы получили наглядный урок по соблюдению железного правила: «В химической лаборатории категорически нельзя работать в одиночестве».
Однажды нас отправили на три недели в командировку в город химиков Дзержинск. У нас появился даже некоторый снобизм и небольшое чувство превосходства по отношению к ребятам из группы: у них была ознакомительно-увеселительная прогулка по заводам, а мы три недели вкалывали в цехе в противогазах. И, главное, мы добились получения продукта с требуемыми свойствами. На этом заводе, который производил в том числе взрывчатые вещества, мы впервые увидели, что такое цех с обваловкой (опасные цеха были окружены высокими земляными валами, в которых были тоннели для прохода к цеху). Для студента, работающего в таком цеху, это было что-то новенькое и щекочущее нервы. Мы уже «понюхали пороха» и понимали, что специальные дисциплины ВУЗа мало что дают. Главное, мы имели, благодаря ВУЗу, солидную общеинженерную подготовку, платформу, вполне пригодную для дальнейшей трудовой жизни.
