авторів

1427
 

події

194062
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » L_Bilunov » Три жизни - 15

Три жизни - 15

27.03.2007
Львов, Львовская, Украина

ИЗНАСИЛОВАНИЕ

 

Освободившись из колонии, я поступил работать учеником токаря на Львовский электроламповый завод. Передо мной была свобода, с которой я почти не был знаком. Я ходил по городу, смотрел на людей, не имеющих ко мне никакого отношения и поэтому интересных. Я с улыбкой замечал женщину, которая с трудом тащила за собой через дорогу, как собачку, отчаянно упирающегося карапуза. Школьники бегали на каток, как мы когда-то. У многих через плечо висели длинные беговые коньки, не то что мои тогдашние «канадки». В промозглые мартовские дни девушки в нейлоновых чулках старались показать, что им не холодно, и проходили намеренно неторопливым шагом, давая себя рассмотреть. На улицах было все больше машин, и я впервые стал приглядываться к ним, узнавая названия и типы двигателей.

По рынку шныряли ребятишки, среди которых я узнавал тех, кто, как и я, побывал в другом мире. У них были невозмутимые лица, вечный жадный голод в глазах и проворные руки. На моих глазах яблоко, соленый огурец, даже картофелина исчезали с прилавка, а кошелек — из кармана зазевавшейся бабы и словно без остатка растворялись в воздухе. У пивного ларька, как и прежде, толпились мрачные, еще не просветленные долгожданной влагой мужчины. После пары кружек они оживлялись, вынимали из далекого внутреннего кармана сушеную рыбку, отдающую тиной, и начинали гулять, хвастливо рассказывая о своих ранениях и военных подвигах на далекой Отечественной.

Ближе к весне особенно интересно стало в парке культуры и отдыха, который почти не изменился за те годы, что я его не видел. Деревья выпустили первые листья, вечера потеплели, и принаряженные люди потянулись к танцплощадке. Там вовсю играл веселый джаз, крутили модные пластинки, многие приходили парами, но возле ограды всегда толпились девушки без кавалеров, готовые познакомиться.

Я стал ходить на танцы.

Внимательно осмотрев площадку, изучив тех, кто стоял в ожидании, я выбирал девушку и приглашал ее на медленный танец. На площадке было тесно, под медленную музыку танцевали близко, почти прижавшись, и эта близость волновала меня и кружила голову. Я еще по-настоящему не знал, как подступиться к девушке, и чаще всего после танцев она прощалась и исчезала. Или я провожал ее до остановки, и мы прощались там. Я боялся показаться грубым, но и любые резкие слова или движения моей партнерши отталкивали меня от нее. И я все еще не мог забыть свою первую любовь…

— Мальчик, — хриплым голосом сказала мне одна, когда я предложил проводить ее до дома, — ты бы выбрал кого помоложе. Меня ребенок дома ждет…

Я даже не обиделся, но не понял, зачем тогда она сюда приходит.

Летом мы стали ходить в парк на танцы вдвоем с Володей Затулой. Он тоже работал на нашем заводе, и хотя был старше на два года, мы подружились. Со мной на танцплощадке он чувствовал себя увереннее, да и девушки, чаще всего приходившие в парк по двое, знакомились с нами легче и охотней.

В тот вечер Володя познакомился с маленькой блондинкой Люсей. Они долго танцевали на другом конце площадки, а вернулись уже втроем, и Люся представила меня своей подруге.

— Валя Рожкова, — произнесла она, подавая ладошку, и у меня сжалось сердце. Судьба шутила надо мной. Но эта новая Валя, едва мы вышли на площадку, доверчиво положила обе руки мне на плечи и двигалась в танце так послушно, что скоро мне стало казаться, будто мы с ней знакомы целую вечность. У нее были коротко стриженные темно-русые волосы, закрывавшие уши, и маленькие детские руки. Позже я узнал, что ей двадцать три года. И тогда мне это очень понравилось.

Мы вышли из парка вчетвером.

— Пошли ко мне! — предложил Володя. — Родители уехали, никого дома нет. Можно еще потанцевать.

— Поздно! — ответила Люся. — Надо домой…

— Да вы не бойтесь, мы не такие!.. — уговаривал Володя. — Придем, поставим чай, согреемся.

К вечеру стало, действительно, холодно.

Девушки долго отказывались, пытались нас урезонить, напоминали про соседей, а потом как-то вдруг переглянулись, махнули рукой и согласились. Тем более что жили они недалеко от Володиного дома на Гвардейской улице и могли потом разойтись по домам пешком. Разумеется, мы в два голоса пообещали их проводить.

Володина квартира была, что называется, полная чаша. Три комнаты, холодильник набит продуктами, в буфете вина, водка и знакомый мне только по названию коньяк. Мы поужинали, немного выпили — для меня это было еще внове, и включили проигрыватель. У Володи были все самые последние пластинки. Стали танцевать.

Девушки были сговорчивые, им нравилось, что мы ведем себя с ними не грубо, внимательно слушаем, и вскоре мы танцевали почти без света. Я заметил, что Володя, танцуя с Люсей, старается уйти в коридор, чтобы мы их не видели. Скоро они дотанцевали до дальней комнаты и закрылись в ней.

Я слегка потянул Валю к другой комнате.

— Погоди, не торопись, — сказала она ласково. — Ты же завтра не работаешь?

— Нет, — мотнул я головой.

— Я тебе правда нравлюсь? — спросила Валя неожиданно и посмотрела мне в лицо.

— Еще бы! — искренне ответил я.

Мне показалось, что глаза у нее стали влажными. Я почувствовал, как она сжала мои пальцы.

Мы еще долго танцевали одни, она положила мне голову на плечо, прикрыла глаза, а потом вдруг сама потянула за руку в комнату, и мы закрыли дверь, даже позабыв выключить музыку.

В этой другой Вале доверчивость соединялась с опытом, которого мне не хватало, и наша близость была счастливой, и мне казалось, не только для меня. Я до сих пор не люблю и не понимаю мужчин, грязно говорящих о женщинах. Даже недолгая близость дает нам незабываемую радость. А тот, кто выносит из встречи с женщиной отвращение или презрение, пусть винит себя самого за то, что эту радость упустил, или за то, что на нее не способен. Или же, наконец, за свою неразборчивость.

Время летело стремительно. Мы были счастливы.

В середине ночи в квартиру позвонили. Звонки были грубые, настойчивые, длинные. Мы быстро привели себя в порядок, и я слышал, как Володя пошел открывать. По разговорам в прихожей стало понятно, что это милиция. Я выглянул в окно: ни карнизов, ни балконов, пятый этаж. Уйти невозможно. Я присоединился к Володе. Милицейских было трое.

— Что тут происходит, молодежь? — осклабился первый. — Небольшой бардак с блядями? Подняли на ноги весь дом! Попрошу документы! И немедленно выключить музыку!

Отвечать на эту грубость было бессмысленно. Пока у нас троих переписывали документы, я услышал едва заметный звук прикрываемой входной двери и обрадовался за Валю, которой, как я понял, удалось выскользнуть наружу.

Однако я рано радовался.

Конечно, музыка ночью не могла понравиться соседям, хотя это было в субботу, накануне выходного. Но я еще многого не знал. Я не знал, что в доме не любят Володиного отца, капитана КГБ Затулу. Что он ведет себя с соседями заносчиво, разговаривает, если случится, свысока. В прошлом году он прирезал к своей квартире кусок лестничной площадки, метра полтора в глубину, чтобы устроить стенной шкаф в прихожей. Правду сказать, кусок этот был для прохода ненужный, но соседи возмутились, была написана коллективная жалоба. На жалобу ответа не последовало, а каждого жалобщика вызвал к себе в кабинет его начальник по работе и объяснил, на кого можно жаловаться, а на кого нельзя. При первом же случае соседи постарались отыграться.

Не знал об этом и наряд милиции, и сначала нас никто не беспокоил. Мы продолжали встречаться с Валей.

Но как только протокол ночного происшествия попал к участковому, который знал в своем квартале каждую собаку, дело приняло другой оборот. В нашей стране между милицией и КГБ существует древняя вражда и соперничество. Зачастую КГБ использует милицию в своих целях, стряпая с ее помощью уголовные дела на инакомыслящих. Милиции это никогда не нравилось. Легко сказать — состряпать уголовное дело! Для этого нужно участие нескольких милицейских чинов, провокация хулиганских действий, составление подложных документов. Кому этим хочется заниматься? А главное, для чего? На офицеров комитета будут сыпаться чины и льготы, а милиция должна делать грязную работу, даже не получая за нее ни малейшей благодарности. Сказывалась обычная нелюбовь к политическому сыску — милиционер, как любой советский гражданин, тоже не был застрахован от КГБ.

Старый участковый почуял возможность прищемить хвост гэбэшному офицеру. Навели справки обо мне. Сведения были самые интересные: бывший воспитанник спортинтерната КГБ, содержался в детской исправительной колонии за кражу, несовершеннолетний. Участковый быстро узнал, что нас в квартире было четверо. Через пару недель начались допросы, но я, естественно, молчал. О, они умеют допрашивать! Валю вскоре нашли через Люсю. Сопоставив наш возраст, двадцать три — и неполных шестнадцать! Положение хозяина квартиры становилось все более угрожающим. На радость милиции.

Валя на вызовы решила не ходить, но однажды милиционер принес ей утром повестку по адресу подруги, где она временно поселилась и где мы с ней виделись почти каждый день. Милиционер увел ее в отделение как раз после ночи, проведенной со мной.

Ей угрожали, напоминали о разнице в возрасте, грязно намекали, что могут отправить к гинекологу на проверку. Валя созналась в нашей близости. И тогда ей предложили на выбор: или ее обвинят в совращении малолетнего, или она подписывает жалобу на то, что была изнасилована. Тогда как раз только что вышел указ о борьбе с изнасилованием, и вся система бросилась искать насильников.

Валя долго сопротивлялась, ей расписывали, что ее ждет за совращение, как ей будет трудно в тюрьме с такой статьей. Угрожали посадить в камеру предварительного заключения в одном коридоре с уголовниками.

— А двери в камеру, знаете, могут оказаться незакрытыми, — ухмыльнулся квартальный. И эта угроза была совершенно реальной.

Валя долго держалась, приходила домой заплаканная, но в конце концов не выдержала и подписала то, что ей велели.

Как она убивалась, когда меня арестовали — прямо у ее подруги, в доме нашей любви!.. Я не могу ее упрекнуть. В течение трех лет ездила она ко мне на свидания, словно заботливая жена или мать — заглаживала свою вину. Три года писала мне нежные письма, которые становились все более редкими, пока постепенно не прекратились вовсе и она не исчезла из моей жизни навсегда. Ее можно понять: женские годы идут быстрее. Да и чего ей было ждать от меня, который был моложе ее на семь лет и которому оставалось отсиживать еще половину срока?

С Володей, которому тоже еще не было восемнадцати, они проделали то же, что со мной. Только с той разницей, что его маленькая Люся и не пыталась запираться, сразу дала все показания, которых от нее потребовали, и не испытала никаких угрызений совести. Володя пошел по одному делу со мной.

За изнасилование в его квартире отца Володи разжаловали и выгнали с работы, хотя он в ту ночь не был дома. Такой случай считается грязным бытовым происшествием, и никакое начальство не могло его спасти. А может, не захотело. В своей системе он был всего лишь капитаном — чин достаточно высокий, но не слишком. На его уровне такое происшествие с рук не сошло. Милиция довольно потирала руки.

Так меня сделали насильником.

В 1965 году я получил срок шесть лет и был отправлен в детскую трудовую колонию. Я тогда не мог и предположить, что меня там ждет.

А ждал меня там Бес.

Дата публікації 16.07.2022 в 14:54

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: