Потом начинаются дожди. Серое небо, неимоверная грязь вдоль деревенской улицы. Раз в неделю, по средам, кино в клубе. Развлечение для всех. Сначала на доске около клуба появляется написанная меловой краской афиша. Рукой киномеханика начертанные буквы оживляют быт всей деревни. Предчувствие праздника нависает над разномастными домиками, устраняя все различия между населяющими домики людьми.
Темнеет. Народ потихоньку подтягивается к клубу (обычная бревенчатая изба с заплёванным крыльцом). Пацаны спускаются к речке, втихоря глотают украденную у родителей бражку и крутят самокрутки. Все подначивают моего двоюродного брата Генку насчёт первой красавицы в деревне Гали. Потом, купив билеты по 10 копеек, заходим в клуб. Молодняк оккупирует сцену, над которой вывешен экран, подростки с девчонками занимают галёрку, если этот термин приемлем в этом случае, а солидный народ заполняет первые и средние ряды.
Окончание сеанса приходится на густую темноту. Следуя непонятным признакам в темноте, месим грязь, находим свои ворота и пытаемся мыть ноги в бочке, после чего минуем крыльцо, кухню с русской печью, в которой тлеют угли, а заслонка уже закрыта. Тихонько пробираюсь в дальнюю комнату, бухаюсь на кровать, застеленную настоящей периной и проваливаюсь в сон до следующего дня.
Воскресные дни в страду не соблюдаются. Но непогода знает свои права. После дождя надо пару дней потерпеть, чтобы скошенная трава просохла. Именно в эти дни мы с Колей Сидоровым и Генкой Артамоновым, моими двоюродными братьями, уходим на рыбалку. Колька у нас вечный предмет приколов. Он удивительно покладист и, пользуясь челдонским наречием, отбивается от наших подколок. Гена, признанный в деревне рыбак. Все знают, что он пустым не приходит никогда. Скорее всего, это ему досталось от отца. Тот был первым рыбаком на деревне. До сих пор стоит в глазах у меня голова щуки у него на плечах, а хвост по земле волочится. Щука успела мхом обрасти.
Гена хватал чебаков, окуньков, ельцов, ершей, между прочим. Я мог сесть рядом, забросить удочку, но ничего подобного не происходило.
Но однажды и мне повезло! Я спустился за огородом бабушки к реке, закинул удочку недалеко от мостков, на которых бабы стирали, и…клюнуло! Поплавков на Омке не держали. Достаточно было наблюдать натяжение лески течением. И леска дрогнула! Я подсёк и начал тащить добычу к берегу. Уже на глинистом берегу, моя добыча медового цвета соскочила с крючка, и я вынужден был пузом накрыть её, чем заслужил одобрительные возгласы стиравших женщин.
Линь был шикарен и достаточно жирный. Когда бабушка вытащила его ухватом из печи, я узнал, что ничего в мире нет вкуснее шкурки линя, запечённой в домашней сметане в русской печи.
Но лето подошло к концу, я получил в конторе расчёт, дядя Сеня отвёз меня в Барабинск и посадил на поезд.
