4
А дальше всё быстро покатилось к запрограммированному финалу.
Я ж не спорю с тем, что мой цех был недогружен. Там, где все получают свои зарплаты от выпущенной продукции, глупо в ущерб собственному карману отмахиваться от дополнительной работы. Из самых естественных, то есть, разумеется, сугубо шкурных соображений надо хвататься за любую. Если, конечно, она по силам и по профилю. Однако на наши возможности просто не хватало потребителей.
Доведя НПК до состояния полного упадка, Быков теперь нашёл мудрый ход: он замыслил перебросить производство части микросхем оттуда в мой цех. А что ещё можно сделать, если НПК не справляется ни с микросхемами, ни с уже упоминавшимся миллиардом транзисторов в год?! Как будто не в его руках ещё вчера были все вопросы развития НПК, как будто не ему – лично и персонально – надлежало отвечать за то, чтобы справляться ныне и присно, а не поглядывать вместо этого завидущими глазами на чужое хозяйство, где всё ладится и спорится! И вот свершилось: с высоты его новой, невесть за какие заслуги обретённой должности, это хозяйство тоже принадлежит ему, так что теперь уж он с меня не слезет!
Плевать, что многие технологические процессы несовместимы. Плевать, что размер обрабатываемых пластин разный, а это в нашем деле здорово портит жизнь. Трижды плевать, что мой производственный модуль, по всем его характеристикам изначально заточенный на изготовление изделий высокого уровня, с переходом к примитивным микросхемам, основной продукции НПК, ждала неизбежная деградация. А как же иначе? Где бы ни появился Владимир Анатольевич, что бы ни взялся он организовывать или, не дай Бог, возглавлять, всюду с неумолимостью природного катаклизма вскоре наступала деградация.
Мне казалось постыдным соучаствовать в этом процессе даже в качестве подневольного исполнителя, не то что руководить им. "За что прикажут генералы, за то и стану воевать!" - так, что ли? Ну уж нет уж! Я Быкову присяги не давал. Я вообще никому в профессиональных делах не присягал, то есть волен руководствоваться убеждениями, или как? Конечно, проект КМОП был мне в своё время поручен, я не сам его придумал. Но я его выносил, вынянчил, выстрадал, вследствие чего полюбил и сроднился – настолько, что теперь готов был загрызть любого, посягающего на него, пусть то будет даже главный инженер. Скорее, однако, по объективному раскладу сил быть загрызенным предстояло именно мне.
Ой, зря я так ополчился на достойного человека. Сумел же он без всякого принуждения сделать союзником своей разрушительной политики аж самого директора! Я-то, по хронической своей близорукости, не замечал, что уже и Пётр Николаевич, вдоволь, видимо, натешившись, изрядно поостыл к своей недавней, по историческим меркам, мечте о КМОП БИС, о технологическом прорыве. Ещё бы: реализованная, она самим фактом своего существования только подчёркивала убогость и отсталость прочего хозяйства. Явили, называется, пример! Всегда, сколько бы ни твердили передовицы газет об обратном, равнение на лучших осуществлялось у нас самым рациональным, самым необременительным способом: лучших бережно, но твёрдо опускали до уровня всех остальных, а тех, кто непомерно вознёсся, зазнался и своевременно не проникся – в общем, кто смел противиться – так же заботливо убеждали и вразумляли. Вскоре я на своей шкуре сполна испытал эту ненавязчивую заботу.
Оставшись всего-то на неделю за директора, Быков тут же распорядился задержать цеху выдачу зарплаты. Всему заводу выплатили, а нам нет – в этом явно проглядывалась демонстрация. Народ, легкомысленно привыкший получать помногу и в срок, возроптал, да и мне не хотелось допустить возведения начальственного хамства в каждодневный принцип. Только через обращение в прокуратуру мне удалось обуздать быковское самоуправство, но для тех, кто понимает, сигнал уже прозвучал достаточно внятно: Коржов не находит общего языка с руководством. И ведь верно; много ль наруководишь, если все текущие вопросы решать через прокуратуру?!
Помнится, кто-то там хотел порнографии? Вот и понеслось дерьмо по трубам – получите! Более впечатляющей порнографии мне пока встречать не доводилось, охотно с вами поделюсь. Раз – ревизия по драгоценным металлам. Два – внеплановая проверка расходования спирта. В том же месяце – ещё одна, повторная, чего сроду не бывало – видимо, в расчёте на утрату бдительности. А коль скоро не утратили, то есть не попались – вот вам комиссия из министерства на предмет проверки правильности начисления зарплаты. Плевать, что Коржов сам себе зарплату не начисляет, ибо на то есть заводские службы, а он отвечает только за правильность делёжки начисленного между своими работниками. Всё равно все вопросы к нему, и всех собак – на него! Отиметь строптивца всеми мыслимыми способами; мордовать, пока не взвоет о пощаде…
Что ж, можно даже гордиться, что такого нехилого калибра средства устрашения нацелены – и не только в лоб – на вашего покорного слугу. Но есть же предел и для моей непонятливости, пусть даже помноженной на невероятное упрямство. Прозвучала команда “Фас!”, и челядь в своём искреннем усердии готова была сорваться с привязи. Тут и самой облезлой шавке гавкнуть не зазорно. Старый рыбак, я знаю, что пираньи охотятся стаями, откусывают каждая понемногу, но в итоге от жертвы остаётся только скелет. Недурная перспектива!
Беспросветность моего положения стала, наконец, очевидной даже для меня. Поэтому, пройдя успешно ещё и внеочередную аттестацию на предмет знания правил общей, газовой и электробезопасности вкупе с трудовым законодательством и охраной труда, я счёл программу трепыхания выполненной, а посему не стал дожидаться изобретения новых козней и в январе подал Белецкому заявление об уходе с должности. И по тому, как шустро и с какой готовностью ПНБ его удовлетворил, постиг, наконец, существенные особенности текущего момента. Наш директор любил не просто удалить неугодного. Его занимал высший пилотаж: организовать обстоятельства таким образом, чтобы этот строптивец сам приполз с заявлением, да ещё счёл бы неохотное (якобы неохотное) директорское согласие великой милостью. Так завещал Макиавелли. Так поступил двенадцать лет назад Генри Форд II со своим самым креативным сотрудником, Президентом концерна Ли Якоккой, отцом “Мустанга” и “Фиесты”.
Только много лет спустя довелось случайно узнать, что я оказался реальной помехой на пути исполнения нехитрого плана Белецкого, этакой трёхходовки:
1. Под заманчивым предлогом освоения новейших технологий выбить в министерстве приличное оборудование и щедрое финансирование;
2. Подождать, выдержать разумный срок, чтобы всем стало ясно: с этим делом ничего не получилось. Искренне пытались, да не заладилось. Виновные наказаны;
3. От безысходности перенастроить производственный модуль на давно освоенные серийные изделия.
Выгоды очевидны. Под старьё никто бы приличное оборудование не выделил. А так оно уже присутствует в натуре, остаётся только найти ему применение. Поэтому же не развивалось сборочное и измерительное хозяйство. Выпуск КМОП БИС просто не предполагался - к чему тогда все эти хлопоты?!
Впрочем, ПНБ и здесь не был оригинален. Такой же точно финт проделал Никулин на кишинёвском заводе – только раньше. Правда он, как всегда, смотрел дальше, так что вместо сомнительных с точки зрения доходности КМОП стал выпускать популярнейшие серии микросхем памяти. Которые всё-таки повышали технический уровень производства, а не наоборот, как это случилось у нас.
Что ж, как считает Игорь Губерман, “…если прёт худая карта, разумней выйти из игры”.
Но я малодушно сдался раньше, нежели ожидалось, и ещё один заготовленный удар, запоздав, просвистел мимо. Милая тётя из отдела главного технолога, занимавшаяся надзором за соблюдением электронной гигиены, а заодно уж и народным контролем, тиснула в заводской дацзыбао захватывающий триллер о том, какой совершенно невиданный беспорядок, какую немыслимую грязищу обнаружила она в передовом цехе. Одиннадцать нарушений всего за три дня! Разумеется, засрал свой цех лично его начальник. Не иначе, как побуждаемый вредительскими соображениями, потому что за всю предшествующую историю цеха такого рода нарушений не было вообще.
Над этим пламенным – Долорес Ибаррури отдыхает! – выступлением хихикали хором и поодиночке даже мои откровенные недоброжелатели. Во-первых, я к моменту публикации уже неделю был работником того же отдела главного технолога, тётенькиным коллегой. Далее, все понимали и заказной характер выступления, и его полную вздорность (вздорную подлость). Ясно же, что, не блюдя должную чистоту, изготовить годные микросхемы невозможно – каким же ветром надуло тогда наши успехи? А ещё многие знали, а кто не знал, те обязаны были знать, что должностной инструкцией вся ответственность за поддержание гигиены возлагалась на моего заместителя Льва Дунаева. Не так уж много обязанностей висело на нём лично, но эта – железно и бетонно! В пасквиле, однако, его имя благоразумно не поминалось, что политически было совершенно правильно. Если Дунаева назвать прямо, вряд ли найдёт объяснение пикантный фактик: почему же тогда и за какие собственно подвиги именно он в итоге назначен временно исполнять обязанности начальника цеха вместо опального грязнули Коржова?
Именно по причине его анекдотичности этот эпизод так крепко запомнился мне и так много места занял в тексте. Ну, и газетку с пасквилем я сохранил – из чистого мазохизма. А на место руководителя цеха тот же Быков со свойственной ему прозорливостью вскоре выдвинул одного из моих бывших молодых специалистов. Такого, чтобы ни при каких обстоятельствах даже не помыслил ерепениться. Прилично подготовленный, технически грамотный, исполнительный, однако напрочь лишённый устремлений, совершенно бесхребетный парень. Настолько малоактивный, что, случись ему родиться сперматозоидом, он бы никогда никого не оплодотворил. Я таких называл обычно “пирожок ни с чем” – в этой характеристике ничего ругательного и вообще личного, просто трезвая констатация возможностей. Я и Быкова, его благодетеля, давно так называл.
Забавно, что Светлане Маленькой одно время вынужденно пришлось даже побыть в роли кормилицы его сына – твоего, Катя, ровесника и молочного, стало быть, братца. То, что прилежный хлопец к тому времени был уже тихим алкоголиком-одиночкой, стало известно мне только впоследствии. А вот имени его я нипочём не стану называть. Потому хотя бы, что быть упомянутым считаю и для врага честью. Этот совершенно бесцветный и безликий персонаж в моих соратниках никогда не значился, но и на врага, по своей малозначительности, никак не тянул.
Что до коллектива, так лелеемого мной, тут я в своих идеалистических представлениях относительно монолитного единства рядов изрядно лопухнулся. Не могу, увы, как ни хотелось бы, похвастать сплочённой когортой единомышленников. Увлекал людей бредовыми проектами – это было, не вру. Не всех. Может, даже немногих, но сильных – и сильно. Ошибался, когда опрометчиво считал, что это надолго, почти навсегда. Идеалист, что возьмёшь! Поэтому единство мне только мнилось, да на деле не сложилось. Может, оно никогда не складывается?..
Помните: “Отряд не заметил потери бойца”? Михаил Аркадьевич Светлов, грустная классика. И сам грустный классик. Так вот, мой доблестный отряд даже потери командира не заметил, поскакал безмятежно дальше. Допускаю, ещё и дружно вздохнул с облегчением, что вполне можно объяснить радостью избавления от лишних сложностей, которые вечно образуются там, где Коржов. А реально управлять цехом, в том числе накопленными к тому времени бесценными запасами сэкономленных пластин кремния, стали, неброско и своекорыстно орудуя за спиной беспомощного зитц-начальника, недавние мои соратники Толя Савин и Лёва Дунаев.
Если вам покажется, что последним утверждением Коржов выражает зависть и досаду, сознаюсь, хоть и стыдно: так оно и есть. А вот осуждения попрошу не усматривать. Всю жизнь я открыто издевался над экономически бессмысленными явлениями, столь характерными для всей совковой действительности. Приятели мои, напротив, проявили тогда ещё очень редко встречавшуюся расчётливость и даже прозорливость – за что же их осуждать?..
Свободное копирование
