4. Шумел сурово брянский лес
Мы были людьми низшей расы.
Мы ничего не умели, не знали и знать не хотели.
Спички и порох придумали не мы. Электричества у нас не было. Телега и сани не менялись тысячу лет. Печь дымилась столько же. Я родился в сосновой избе, освещенной керосиновой лампой. За окном гудела июльская гроза и мычали коровы. К избе подступал высокий сосновый лес, где в древности заблудились монголы, а в сорок третьем замерзли немцы.
Тогда, в июле 1938-го ничего не предвещало близкой войны. Она где-то грохотала с большой выгодой для нас. Жарким летом 1941 года первые бомбы упали на брянское Болото. Загорелись леса и дома. Отец развозил пожарников. Немецкие летчики развернулись еще раз и бросили бомбы. На сей раз бомба угодила в полуторку. Вечером мать искала останки отца в кровавом человеческом месиве.
Отец погиб под бомбой.
Мне было три года. Я помню его сильные руки, пахнущие бензином, и кожаный, картуз набекрень. Я с ужасом смотрю в черное небо в перекрестке прожекторов. Под гул сирен отец тащил меня в убежище.
В наследство отец оставил кожаные сапоги впору старшему брату и канистру с керосином.
Классический квадрат — два деда, две бабки. Они у меня были, но я помню двух. Деда Серегу по отцовской линии и бабушку Варвару с материнской стороны.
Рядом со мной всегда был брат Шура. В тринадцать лет он был ладным, боевым пареньком. Пяти лет он играл на балалайке, пел, рисовал и мастерил велосипеды. Учился он легко и весело. После гибели отца под немецкой бомбой Шура думал лишь об одном — как отомстить немцу. Его постоянный напарник в шахматы Пинька Брин уехал с родителями в Ташкент. От нечего делать Шура скитался по улице Коминтерна. Грыз неспелые яблоки и думал, где раздобыть огнестрельное оружие. Теперь по прошествии многих лет можно объяснить томление подростка. После панического бегства городских властей в городе оставался отряд подпольщиков и Шура мечтал с ними работать вместе.
Брянчане привыкли к перемене властей. 25 октября 1941 года в городе работала Городская управа, а в ноябре упразднена вся советская топонимика. Наша грязная улица Коминтерна стала Болотной, к всеобщему недовольству обывателей.
Пара мышиных мундиров появилась в нашем доме.
Бывшие агитаторы коммунизма проклинали советскую власть. Их тщательно проверяли на вшивость и определяли в народную полицию. Собор не вмещал верующих. За стенами слышался гул иноземной техники. Поп затыкал уши, и народ пугливо озирался.
Немцы любили бить и вешать. Под разным предлогом мучили и казнили. Потом оказалось, что в городе погиб каждый четвертый.
