И как я приехал к его сиятелству, подал комверт. Он, прочтя, тотчас стал спрашивать, и я показал план и профиль, как высоко поднимать кончабасы и по оному объяснил обо всем. Но как фельдмаршал и весь генералитет вознегодовали на меня, тогда покойник Василей Абрамович Лапухин, которой чесной человек и добродетелной, отведя и любя назвав меня Мурушка, говорил мне: "Как ты ето можешь сделать?" Я сказал ему: "Ваше превосходителство, я послан толко донести, а делать в ево сиятелства воле. Ежели изволит меня к этому употребить, то я с радостию оное на себя приму, и уверяю, что я зделаю без всякаго помешателства".
Но тут и протчие генералитеты приступили ко мне: "Как ты то можешь зделать и за што ты берешься? Знаешь, что на тебе одна голова!" При том им сказал: "Я прислан толко донести и объяснить, а перетаскивать в ево сиятелства воле". И как сии переговоры происходили, между тем вдруг приехав ко мне его сиятельство, взяв меня с собою, и отъехали от них неподалеку. Говорил мне, что весь генералитет на ето не согласуется и почитает оное за великую трудность.
Наконец он изволил объявить: "Поедем мы теперь обратно на галеры, там сзову весь генералитет и зделаем консилиум, что нам делать будет и на чом положитца". Сказав, поехали, и как вступили на галеры, то и стали делать консилиум, а мне изволил сказать, чтоб я отдохнул. И его сиятелства секретарь Никитин, взяв меня в свой кают, дал мне свою постелю: "Отдыхай, братец, здесь, пока консилиум идет, и что положат на конце, тогда тебя призовут". И так остался я с покоем и разсуждал, как меня бог ведет. Генерал мой ищет мне щастие, а вместо того клонится все к нещастию.
Немного мешкав, пришел ко мне секретарь, сказал: "Консилиум окончился и спрашивает вас фелдмаршал", -- то я и пошел к нему. И как скоро пришел, то оне объявили, чтоб я ехал и искал адмирала Николая Федоровича Головина, о котором оне и сами не знали, где он есть: "Возми свои планы, отдай мой конверт к нему и объяви, чтоб он своим флотом Гангутскую гавань прикрыл, дабы мы могли канчабасы мимо их пропустить".
И так, я пообедав у них, откланелся и пошел. Тогда меня, взяв галерной кондр-адмирал Толбухин на свою галеру, и тотчас приказал, чтоб шлюбка готова была двенадцативеселная с исправным квартермистром и с лутчими гребцами, между тем мне объявил: "Ты, братец, мне сват. Брат твой женат на моей племяннице. Куды ты едишь, не знаешь, и что привезешь, не ведаешь. О флоте и мы еще не слыхали, где он. В дорогу ж тебе неведомую ничего у тебя провизии нет (а пословица руская, когда едешь на день, то бери хлеба на неделю)". То он мне дав болшую бутыль збитню, зделаннаго из секту с воткой француской, штоф вотки сосновой, окорок ветчины, сухарей, и объявил, чтоб я болше ехал морем и склонялся к Ревелю: "И ежели ты в открытом море не увидишь их, то поезжай в Ревель поперег моря".
Свободное копирование
