Телеграмму о болезни отца я получил в день своего разговора с Потаповым. Я немедленно отправился к нему опять просить отпуск, хотя знал, что в это время дня он обычно отдыхает. В приемной Потапова я увидел растерянного адъютанта Валуева, сына министра внутренних дел. Валуев был молодым и красивым человеком, обладал острым и быстрым умом и делал блистательную карьеру. При этом он был, в полном смысле слова, светским хулиганом. Больше всего на свете его ум занимали развлечения.
- Что ты тут делаешь? - спросил я.
- Потапов послал за мной, по какой причине, не знаю, но догадываюсь. Думаю, что по важному делу - мне обещали повышение… Надеюсь, что меня для того и вызвали - чтобы объявить о повышении.
Потапов отнесся ко мне по-отечески, попросил написать заявление об отпуске и только тогда обратился к Валуеву:
- Ваше дело прояснилось. Вот бумаги, можете ознакомиться. - И Потапов вышел.
Валуев сиял.
- Ну, слава Богу, я переведен в гвардию!
Он вскрыл конверт. Через минуту он повернулся ко мне.
- Ну и дела, - сказал он. - Посмотри!
Я взглянул на письмо. «Начальнику Бобруйской тюрьмы. Предъявителя этой бумаги, младшего лейтенанта Валуева, приказано арестовать и держать в заключении два месяца».
- A-а, теперь я понимаю, - вдруг сказал Валуев спокойно. - Основной вопрос нам абсолютно ясен. Разумеется, именно так.
И он рассказал мне, что утром, спускаясь по лестнице в своей гостинице, увидел впереди себя «довольно глупое лицо, на голове котелок, на фраке - звезда. Не удержался и, конечно, по котелку хлопнул, надо сказать, очень удачно - котелок сел прямо на уши. Вот из-за этого…»
«Глупая физиономия», как разъяснилось, принадлежала прибывшему по Высочайшему повелению сенатору. И «важное» дело Валуева, таким образом, также стало ясным.