Вскоре сам генерал-губернатор чуть не сделался жертвой этой патриотической деятельности. Во время объезда края, пообедав в Гродно у губернатора князя Кропоткина, того самого, которого позже убили в Харькове, мы в светлую лунную ночь, по прекрасному шоссе, специально для приезда начальника края исправленному, двинулись дальше. И вдруг на каком-то повороте карета генерал-губернатора колесом попала в канаву и опрокинулась. Мы кое-как крохотного Потапова вытащили через окно и невредимого поставили на ноги. Но на кучера было жалко смотреть. Помня суровые времена Муравьева, он, видно, думал, что ему несдобровать, и бухнул на колени.
- Не губите, Ваше Высокопревосходительство.
- Ну и кучер же, - кротко сказал Потапов.
- Не губите, я не кучер, а повар. Первый раз в жизни держу вожжи в руках.
- Что он за чепуху несет? Не сошел ли с ума? - обратился Александр Львович к Кропоткину.
- Это правда, - сказал князь, - он повар, а не кучер.
- Ничего не понимаю. Каким же образом он очутился на моих козлах?
- Во всем городе православного кучера нельзя было найти…
- При чем же тут православный?
- Да неудобно, Ваше Высокопревосходительство, вам посадить кучером католика…
- Помилуйте, князь, - кротко сказал Потапов, - пусть лучше кучер-католик сбережет мои ребра, чем русский повар их сокрушит.
Но достаточно говорить о комической стороне русификации; была у этой политики и трагическая сторона.