8/III 68. Был Жирмунский, сидел часа 4.
Поспорили мы с ним о тексте «Поэмы». Он почему-то хочет взять за основу своего издания – экземпляр 1963 г., подаренный ему АА со словами, что это, дескать, окончательный. Ну, а 64 г. – для «Бега Времени»?
Я ему обещала послать 64 г., да еще примечания – и потом ужаснулась времени, которое нужно будет на это истратить: перепечатка, вычитка.
Сомнительно молчит Друян.
15/III 68. В Чехословакии чудеса. Сердце болит от тревоги.
В Польше трагедия – опять все та же, та же – которое уже поколение. И сердце заходится.
19/III 68. Странный человек Атаров.
По давнему уговору я дала ему прочесть – послала явившегося, наконец, Сашу – свои «Записки». Буря восторгов. И тут же требование: включить в текст все упоминаемые стихи (вплоть до Тютчева и Баратынского!).
Стихи (но не Тютчева и Баратынского) Ахматовой вероятно в самом деле надо дать – в Приложении. Хотя, мне кажется, вся эта вещь вообще может быть интересна только тем, кто знает Ахматову наизусть. Нет, если и давать, то только ненапечатанное… Не давать же – «Перо задело за верх экипажа…»
22/III 68 . Отставка Новотного – счастье, которому мешает радоваться гнусная, провокаторская, сталинская, тошнотворная речь Гомулки[1].
28/III 68 . Кругом – исключения из партии. Начали, но, кажется, еще не кончили исключать Л. З. [Копелева].
Речь Гомулки взята на вооружение. Я жду всяких мер против себя. Логично, расправясь с партийными, заняться беспартийными, наконец.
Боюсь за книгу АА. Как бы ее не распотрошили.