5/V 67. Сдаю Ахматову для Лениздата. Много вычиток, проверок, справок и пр. Советуюсь с Никой (она очень толкова и исполнительна), с Эммой Григорьевной (толкова по-другому) и внезапно приехавшим Толей. Он остер, понимает вопрос и дает ответ мгновенно, но иногда, как это ни странно, при его демонической и властной манере, дает советы совершенно ребяческие.
Из «Лит. Грузии» корректура: и стихи, и врезка идут. «Москве» – нос.
12/V 67. Вчера – крупная неприятность.
Сигнальный № «Литер. Грузии», где редакция вписала «первая публикация» – в то время как я сообщала им, что 3 стихотворения из 7 печатались в 20-ые годы – и искалечила мою врезку.
То, что могло быть радостью, стало болью.
Послала им сразу телеграмму и письмо, но ни на что не надеюсь.
Скоты.
Всякая работа в печати невозможна из-за скотских нравов, господствующих во всех редакциях.
16/V 67. Пиво-Воды. Переехала вчера.
В последние дни до переезда читала «Траву забвения» Катаева.
Как же я еще раньше сама не догадалась, что он ученик Бунина. Тех же щей, да пожиже влей. Злокачественная теория точного описания предмета или человека: опишу девочку, опишу пепельницу. Чехов до этого не унижался. Он понимал, что меткость описания, передачи предмета и длина описания – все должно быть поставлено на службу душевного движения. Музыка должна диктовать точности свои законы, если же музыка не звучит – то кому нужна эта блестящая точность?
Вещь Катаева кажется растянутой – потому что в ней нет главного; скопление блестящих точных изображений – кажется тянучим.
Кроме того, вещь несовременна: взгляд на 20-ые годы сусальный, взгляд 30–40-х, а не 60-х годов.
Не без холуйства.
О Бунине и Маяковском читать интересно; вся же история Клавдии Зарембо звучит выдуманной и фальшивой.