4/II 67. Живет Толя. Приходит он поздно, когда я уже сплю – видимся только утром, когда я мечусь, мою посуду, пью чай. Человек он безусловно внутренне значительный и литератор насквозь; интересный, со своим путем и миром; мужского типа – сильный, повелительный.
И еще странная радость: в № 12 «Нового Мира» напечатан лестный отзыв Белкина обо мне[1]. Очень смешно – какой беспорядок!
7/II 67. Не сплю – Люша с другими разгребает пожарище, а там «все стены пропитаны ядом» – не в блоковском, а в буквальном смысле[2]. Стены не сгорели и в них – разнообразные ядовитые пары. Кругом разлита ртуть.
Сегодня уезжает Толя.
Несколько раз мы с ним забалтывались до нарушения моего режима, и мне потом жестоко приходилось за это платить. Кроме того, меня мучило то, что нет Маруси – и в квартире грязь и полуголод – при госте это особенно неприятно. А все-таки я рада, что человека этого рассмотрела поглубже. Он – стоящий. Понимает стихи, думает о поэзии интересно. При этом где-то в глубине добр. И где-то в глубине – циник. Высокомерен, раним, обидчив. Жил здесь очень интенсивной жизнью – с утра до ночи в делах, встречах, выставках, приятелях, выпивках. Что-то в «Пионер», что-то в «Знамя». Сил много, хотя больной. Я прикидываю на свои 30 лет: такая я была? Я была более поглощена нашей работой, меньше – всем другим.
Об АА с ним интереснее говорить, чем с кем-нибудь. Помнит очень точно.