4/VIII. Переделкино. Не записала своевременно, что Фина, к моему великому сожалению, подала бумаги не на филологический факультет, а на журналистский (там меньше конкурс) и я, к моему великому сожалению, вынуждена была даже обращаться к Западову[1], когда у нее не брали бумаг (туда берут только тех, кто уже печатался; надо было это обойти).
На филологическом хоть Бонди читает, хоть Гудзий – а тут Западов да Архипов…
Фина уже писала сочинение. Тема: «Мой любимый журналист». Она писала о Герцене.
15/VIII 65. Е. С. Вентцель[2] принесла мне «Ни дня без строчки» Юрия Олеши. Многим книга эта чрезвычайно нравится: Ивичу, Шкловскому, Вентцель… Она все повторяла: «технология». Однажды в Переделкине я хотела начать ее читать, увидев на столе у деда. «Не стоит, – сказал он – препустая книжонка».
Я прочла. Мнение мое об Олеше всегда было двойственным – таковым оно и осталось.
Это писатель не русский. Разумеется, для иностранца это не порок; я не жалею, что Флобер – нерусский. Но для русского писателя это порок безусловный.
Мир его мне чужд (и это не его порок, а мой). Наполеон, футбол, борцы, циркачи… Не люблю. Это мир интересов подростка, который никак не может стать взрослым. (Я люблю маленьких детей и люблю юношей; мальчики-подростки мне наиболее чужды).
В его творчестве поражает разрыв между уровнем духовных интересов, которые бедны и узки, и изобразительной силой, которая мощна. Он мощен в изображении предметов и зверей. Читая про бабочку, крысу, павлина, львиный рык, шиповник, лунный свет – хочется воскликнуть: вот здорово.
В общем стилист он плохой; язык знает поверхностно, литературно, как одессит, воспитывавшийся на «Ниве»; уровень знаний о литературе – тоже невелик; множество неряшливых фраз, рифм, уродливых форм… И вдруг взлет, прыжок вверх: метафора, сравнение. Это великолепно, это ярко и пронзительно, как молния. И – всё. И более ничего.
Олеша, конечно, художник. Но он писатель маленький, а не большой, сколько бы его не раздувал Шкловский. Он сохранил до старости не юношеское и не детское, а подросточье отношение к миру. Бой быков. Футбол. Ему самому оно чувствовалось как убогое, недостаточное; от этого распутство, пьянство, литературная импотенция и маньяческие «поиски фразы». Да, все великие искали фразу: и Толстой, и Чехов. Но она рождалась из потока чувство-мыслей, а не из желания здорово писать во что бы то ни было. Чтобы найти фразу, они опускаются в стихию родного языка и внутрь своей души, а Олеша этой стихии совсем не чувствует, а душа его – мелка.
Я думаю, ничему уже никогда не в силах буду обрадоваться.
Но обрадовалась Фининой пятерке по истории и тому, что с помощью мобилизованного мною Западова, она может быть попадет на этот мерзкий факультет.
Свободное копирование
