К четырнадцати, в следующем году, я носилась по Валлингфорду в набитых ребятами машинах, которые на двух колесах перемахивали углы, перелетали через «лежачих полицейских», ехали юзом, только, чтобы я орала. Завидев полицейскую машину, я ложилась на сиденье, чтобы не попасть в поле зрения.
Пока я была в старшей школе Дага Хаммарскольда младшего меня лапали на заднем сиденье машины не потому, что именно этого я хотела, а потому что мне было всего четырнадцать и я думала, что «занимаются любовью» означает «лапают». Это из-за двух девочек из бедного района Пенни Кахон и Донны ДиБейс, разглагольствовавших о своих циклах перед мальчиками, рассказывающих как их друг оставался у них неделю и какой их друг крутой самец. Они говорили, что у секса есть три стадии: поцелуй, лапание и потом уже Это. Следующее я узнала, когда была на благотворительной распродаже в церкви Воскресения и этот милый маленький парнишка подошел и сказал: «Что-то горло болит. Хочешь прокатиться за каплями от кашля?» Я смутилась. Я даже не знала как его зовут. Но две девочки, с которыми я была, обе из десятого класса старшей школы, сказали: «Ты что с ума сошла? Иди! Это Скай Барристер, президент десятого класса». Мы закончили с двумя другими парами, припаркованными около свалки. Мое лицо было все в слюнях (первая стадия), когда по радио зазвучал «Вечер трудового дня» "Биттлз" и Скай положил руку мне на грудь (вторая стадия). Кто-то, должно быть, переключил станцию, потому что «Вечер трудового дня» зазвучал снова, когда его рука стала подниматься между моих бедер. Я скрестила ноги, как говорила моя мама, но он раздвинул их. К счастью, была еще одна пара на заднем сиденье и Скай Барристер или слишком боялся или был достаточно хорошо воспитан, чтобы не вовлекать их в процесс лишения меня девственности или на мне действительно было клеймо неряхи. Не сказать, что моя репутация не пострадала, потому что новость о доступности Беверли Донофрио Скай разнес сначала своим друзьям по гольф-клубу, потом по возрастающей всему городку. Орды мальчиков звонили мне после этого. Отец был вне себя. Меня заточили. Я не могла говорить по телефону больше одной минуты. Мать пыталась вмешаться.
«Сонни, - сказала она, - ты должен ей доверять».
«Я знаю что делается с такими детьми. Я вижу их каждый день и ты мне будешь говорить?»
«Как может навредить разговор по телефону?» - спросила мама.
«Вы слышали, что я сказал и больше ни слова об этом. Вы, мисс, повесите трубку через минуту, или я повешу ее на вас. Вы слышите?»
Я слышала его громкие и ясные слова. И мне было все равно, во всяком случае пока, потому что моя любовь к мальчикам прокисла. Второй год в старшей школе, мой кабинет английского напротив кабинета Ская и каждый раз, когда я проходила мимо, там был какой-то шум: смех, болтовня. Мой брат был капитаном футбольной команды, и я хотела, чтобы он был из тех, кто способен шарахнуть Ская о шкафчик, может даже выбить ему пару зубов, но это не мой брат. У моего брата есть медаль за то, что он не пропустил ни одного дня занятий.
Пока что его сестра начала демонстрировать плохое поведение. Мы с друзьями гордились сквернословием, шутками вроде того, что садились поперек кофейного столика в кафетерии и, дав ребятам заглянуть к нам между ног, показывали им палец и схлопывали колени, когда они начинали толкаться и таращиться. Или собирали пряники с подносов, лепили из них нечто похожее на дерьмо и раскидывали по фонтанчикам для питья.
Мы до смерти завидовали мальчикам, имеющим столько удовольствий, поэтому стали вести себя как они: напивались на школьном паркинге перед танцами, ездили на низкосидящих машинах, высовывали локти в окна, швыряли пивные банки, выбрасывали щелчком окурки, иногда спускали штаны и трясли голыми задами перед проезжающими машинами. И при этом думали как показать миру, что девочки получают удовольствие только перестав вести себя хорошо. В конце концов нас стало беспокоить, что те мальчики, которые нам нравятся: студенты, знаменитости, выпускники не приближались к нам на пушечный выстрел.
Однажды я спросила парня в частном клубе почему я не нравлюсь мальчикам.
«Я уродина, тупица или что?»
«Нет, - он почесал под подбородком, - наверное потому, что ты говоришь такие вещи».
«Какие?»
«Не знаю».
«Думаешь потому, что я не даю всем подряд?»
«Ого! Ты не должна говорить такое парню».
«Почему?»
«Это неправильно».
«Но почему?»
«Я не знаю».
«Да ладно... это что невежливо или потому что о сексе, или ты смущаешься? Скажи мне».
«Ты задаешь слишком много вопросов, слишком анализируешь. В этом проблема».