III
Почти вслед за отъездом двух полковников я отправился к Цепному мосту, в Третье отделение, чтобы узнать от Шувалова о причине обыска.
В приемной меня встретил Золотницкий, только что вышедший из кабинета, и очень удивился моему приезду.
-- Зачем вы? Ведь ничего у вас не нашли, -- говорил он мне.-- Разве вас призвали сюда?
-- Нет.
-- Так уезжайте лучше. Что вам тут с ним разговаривать?
Я, однако ж, остался.
Шувалов, выйдя, пригласил меня в кабинет, тот самый кабинет, где мне после того случилось быть еще не один раз,-- и спросил о причине моего приезда к нему. Я, в свою очередь, спросил о причине бывшего у меня неприятного посещения. Он немного замялся. Я сказал, что, кажется, к этому не было с моей стороны никакого повода.
-- Разве только мой образ мыслей кому-нибудь не понравился? -- прибавил я.
-- Помилуйте,-- возразил на это Шувалов.-- Дело не в образе мыслей. Я сам человек либеральный.
Слышать такое золотое изречение от шпиона en chef {главного (франц.).} и не засмеяться -- стоило мне некоторого усилия.
Видя, однако ж, что я не уйду без объяснения, Шувалов сказал мне, что на меня есть подозрение по делу московских студентов, у которых открыта тайная типография и литография; но что так как дело это передано из Третьего отделения в министерство внутренних дел, то я оттуда получу на днях вопросные пункты.
-- Вы ведь никуда не собираетесь ехать из Петербурга?
-- Никуда.
