История в семейных хрониках
В 1917 году мой дед был в Петрограде. В детстве я часто задавала ему провокационный вопрос: «Дедушка, за кого ты был: за белых, или за красных?» Он отвечал одной неизменной фразой: «Я служил в пулеметном полку». И никаких подробностей. А ведь мог бы столько рассказать! И был он тогда уже не рядовым, а унтер-офицером. На сохранившемся фото того времени (1916 год) – красавец с усами и саблей, сапоги начищены. Но, видно, так их потом запугали, что главным правилом выживания стало молчание. Вот и появились иваны, не помнящие родства. Это я про себя. Дедушка с бабушкой обвенчались в январе 1914 года, а осенью деда призвали в армию. Но на фронте он не был. Сначала служил в Гороховце, бабушка ездила туда его навещать. Дедушку отпустили в увольнение, они сняли комнату. Бабушка жила там неделю, дедушку отпускали вечером, утром он возвращался в казарму. А ведь были они простыми крестьянами из далекого северного села. Потом деда перевели служить в Петроград. Об этом времени дед рассказывал только один эпизод, когда царская дочка приезжала как-то на смотр их полка. Красивая такая, просто прошла мимо, ни на кого не глядя. Они стояли по стойке «смирно», навытяжку. И тут комар сел деду на нос. Он посчитал это неприличным, убил комара и заработал наряд вне очереди. На этом все рассказы о том времени кончались.
Другой мой дед, родом из Рыбинска, тоже служил в Петрограде в Доме Офицеров, но несколько раньше, наверное, году в 1907-1908. Тот вообще был немногословен, скорее молчалив. Как-то раз рассказал только, что в одной из комнат Дома офицеров находился под арестом генерал Анатолий Михайлович Стессель, сдавший японцам крепость Порт-Артур. Дед нес туда поднос с горячим самоваром. Стессель попытался ему помочь и ошпарил себе руку кипятком. Дед думал, что его накажут, но Стессель сказал, что он сам виноват. Дед был очень тронут его благородством, и когда его попросили передать записку Стесселю (видимо, это было запрещено), он все-таки передал. Хотела его еще поспрашивать, но он посоветовал прочесть книгу «Порт-Артур» Степанова. «Там все написано», - сказал он. Книгу мне удалось прочитать только несколько лет назад, раньше она мне не попалась.
Потом в 1914 деда опять призвали в армию, он снова служил в Петрограде, сохранилась фотография 1916 года, которую он послал бабушке. После службы дедушка вернулся в родной Рыбинск, где ждала его симпатичная девушка-белошвейка, купил дом, лошадь, женился на этой белошвейке, моей бабушке. «И только начал подниматься, а тут эта революция», - рассказывал он нам с папой в 1973 году. Папа был коммунист, я комсомолка. Мы не поняли, чем ему революция помешала. Его (слава Богу) не раскулачили, не репрессировали.
Вот куркуль, - подумала я тогда, - революция ему не понравилась, лавку не успел завести! А торговать он любил. У него всегда были всякие домашние животные: сначала даже была лошадь, а еще утки, куры, коза. Лошадь использовалась для похоронных услуг (вместо теперешних похоронных автобусов), на телегу устанавливался катафалк. Вот такая работа. Она его не смущала, зато смущала мою тетю учительницу. Когда она стала директором школы, деду пришлось лошадь продать, кончился его бизнес.
Но у него был еще маленький огород. Излишки продукции своего хозяйства он любил продавать на рынке. Видимо, рынок был его стихией, непонятной его родне. Тетя рассказывала, что он ездил за Волгу на пароходике (тогда еще моста не было) и покупал там какие-то продукты, которые потом продавал на рынке по более высоким ценам. Это очень злило его дочь - учительницу, с семьей которой он жил (бабушка умерла рано). Дочка была коммунистом, директором школы и стеснялась рыночных успехов своего отца, но запретить ему торговать не могла.
В 1974 -75 годах деревянные дома в их микрорайоне сносили, чтобы на их месте построить хрущевки. Деду предложили компенсацию за его дом, но попросили принести справку о цене дома. Он им принес бумагу 19… года с прописанной там суммой стоимости дома. Она составляла 2 миллиона рублей. Потрясенная тетенька из администрации сказала, что даже новый Дворец культуры столько не стоит. Поэтому компенсацию деду не дали. Просто переселили в однокомнатную квартиру, а семье дочери дали двухкомнатную. Все в духе времени. Он умер в возрасте 90 лет, но, наверное, прожил бы дольше, если бы его не лишили хозяйства, по которому он очень тосковал.
