Государю показалась счастливой моя мысль об учреждении Особого Совещания, и сразу же была намечена в общих чертах его организация: в состав Совещания должны были войти представители банков, субсидировавших заводы, представители промышленности, общественные деятели и представители законодательных учреждений и военного ведомства. Первыми были призваны Литвинов-Фалинский, Путилов, Вышнеградский, банкир Утин[1], Гучков и другие. Государь спросил:
— Кто же будет председательствовать в Особом Совещании?
Я ответил, что председателем должен быть военный министр, так как дело касается снабжения армии. Другого выхода не было, так как, если бы председателем не был назначен Сухомлинов, то Совещанию на каждом шагу ставили бы палки в колеса.
Когда слухи о возникновении Совещания, официально еще не утвержденного, дошли до военного министерства, там, понятно, заволновались: государю старались доказать, что возникновение Совещания незаконно, что это как бы новое министерство, для чего нужен новый закон и соблюдение целого ряда формальностей, требующих времени. К счастью, интриги не удавались, и государь с этими доводами не соглашался. Тогда ему стали доказывать, что во время роспуска палат председателя Думы не существует, и потому его участие в Совещании было бы незаконно, но государь и на это не обратил внимания. Учреждение Особого Совещания должно было пройти через Совет Министров и поступить на утверждение государя для проведения в жизнь в порядке 87 статьи. Против учреждения Совещания особенно старались министры: Маклаков и Щегловитов[2]. Маклаков, забегая ко всем близким к царю, усиленно добивался быть принятым, но царь его не принял, а перед заседанием, в котором должен был обсуждаться вопрос о Совещании, царь вызвал к себе Сухомлинова и сказал ему:
— Передайте в Совет Министров, что я очень сочувствую возникновению этого Особого Совещания и приветствую, что оно будет при участии членов законодательных палат.
Сухомлинов во время заседания передал слова государя, и Горемыкин, воспользовавшись этим, заявил:
— Я думаю, что в таком случае нам нечего долго обсуждать этот вопрос: нам остается только преклониться перед волей государя императора.
При голосовании Саблер и Щегловитов, сговорившись в стороне, подали голос за проект, против поднялся только один Маклаков (говорили, что это было очень неприятно государю). Проект был утвержден государем, и Особое Совещание по обороне начало действовать.
Перед окончательным разрешением вопроса о Совещании в законодательном порядке я счел себя обязанным внести этот запрос на обсуждение членов Гос. Думы. В конце мая был собран совет старейшин, и я доложил им весь ход предшествовавших событий и все то, что привело к мысли о создании Совещания. Характерно отношение различных партий к этому вопросу. Правые, как и следовало ожидать, хранили упорное молчание, националисты и октябристы горячо приветствовали все предпринятые мною шаги, а кадеты, устами своего лидера П. Н. Милюкова, совершенно неожиданно восстали против моей затеи, доказывая, что всякое общение и совместная работа с военным министерством Сухомлинова явились бы позором для Думы, и поэтому они, кадеты, ни в каком случае участия во вновь образуемом Совещании не примут. К еще большему моему изумлению такое мнение вызвало жестокий отпор со стороны Керенского[3]. С горячностью и стремительностью он в страстной речи напал на Милюкова, доказывая всю нелепость его точки зрения. «Кадеты, — говорил он, — всегда исходят из теоретических соображений и впадают в отвлеченность, отвергая всякое предложение, которое не совпадает с их теорией, хотя бы оно и было по существу полезным. Я — политический противник председателя Гос. Думы, но я вижу, что он болеет о наших неурядицах и болезненно ищет пути для исправления ужасающих дефектов военной организации. Мы, трудовики, вполне сочувствуем его стремлениям, одобряем его и поддерживаем».
Выслушав мнения своих сотоварищей, я поставил вопрос о доверии, и мои действия единогласно были одобрены. Впоследствии стоило большого труда уломать кадетов принять участие в Совещании; крайняя левая отказалась от участия, говоря, что единственный мотив их отказа заключается в том, что к ним, как к левым, члены правительства будут относиться с предубеждением и подозрением.
Свободное копирование
