В Сувалках я остановился в Еврейской гостинице (75 коп. номер). Тут меня взяло раздумье: идти ли сейчас представляться управляющему или подождать до утра. С одной стороны, было неловко являться вечером -- не принято, а с другой -- меня конфузил распун. пыл: подумаешь, что пьяница, "Вечером не так заметно", -- решил я и пошел.
И я жестко ошибся, когда предположил, что мой поздний визит и так сойдет благополучно... Взойдя по лестнице на 2- й этаж, я встретил даму почетной наружности, которая лаская меня русским языком (она -- полька) спросила, что мне угодно. Я пояснил. Она попросила меня в зал офиц. заседаний объявила, что нужно немного подождать, т.к Управляющий занят квинтетом. В это время из соседней комнаты послышались звуки рояля и скрипки.
Через четверть часа ко мне вышел старик высокого роста с губернаторской осанкой. Я начал объяснять причины поздней явки (поездка в Петербург и задержка меня у дел Виленской Палатой); однако, по-видимому, мои объяснения мало трогали начальство и оно начало без всякой выдержки читать мне нотации, в особенности за то, что я попросил выдать мне причитающееся содержание. Он не любит вообще денежных ведомств. Начали говорить на эту тему, что вот дескать люди не приступали к работе, а уже просят денег. Говорил Управляющий, т.-е, журил как-то не умеючи, вероятно, он редко прибегал к этому.
Перед расставаньем я просил у Штанге (Управляющий), что бы он отпустил меня в Вильну до января для устройства своих дел, так как по словам Смирнова, теперь мне нечего делать в своем участке, а также просил дать мне формальное разрешение на вступление в брак. На обе просьбы управляющий ответил мне, чтобы я зашел об этом поговорить завтра.
