Поезд шел на Мурманск через Петрозаводск. Я лег на верхнюю полку и смотрел через проход в окно. Пахло паленой тканью. Часовой ходил по вагону принюхиваясь, пытаясь найти в каком отсеке готовят чифир. Заключенные забрались на третью полку, скрутили трубкой газету или полотенце, зажгли сверху, отчего пламя было ровным без дыма и вываривали полпачки чая, двадцать пять грамм в пол-литровой кружке. Затем кружка пускалась по кругу. Каждый отпивал два глотка горячей темно-коричневой жидкости и передавал следующему.
За окном проносились телеграфные столбы и осенний с желтой листвой лес. В Лефортовской тюрьме мне выдали на дорогу большой, но очень лёгкий продуктовый паёк. Я не был голоден, но меня разбирало любопытство увидеть что там. Сначала я вытащил целый спецзапека хлеб, такой делали на хлебокомбинатах, перепекая заново старый, не проданный хлеб. Он состоял из частей белого, черного, солоноватого и сладкого хлеба. Затем я нашел два маленьких аккуратно завернутых кулечка, один — с сахаром, а другой — с чайной заваркой.
Я продолжал разматывать бумагу. Конвоир остановился возле меня и молча наблюдал. Наконец, я увидел две серебристые селёдки такие, наверно, можно было купить только в спецмагазине.
Двое суток поезд тащился до Петрозаводска, подолгу останавливаясь на каждой станции. Конвой, на беду, оказался зловредным. Долго пришлось требовать, чтобы вынесли бачок с питьевой водой. С оправками дело обстояло ещё хуже. Зеки теряли терпение, заполняли уриной шапки, ботинки или целофановые кульки и всё это ложили под лавки. Я впервые увидел, как доведенные до отчаяния заключенные на полной скорости раскачивали вагон как качели. Мне было страшно, казалось вот — вот вагон слетит с рельс. Начальнику конвоя тоже становилось страшно и тогда он и солдаты требовали прекратить и приготовиться к оправке.
Свободное копирование
