ГЛАВА 3 1943 год
В один из зимних вечеров в окно нашего дома раздался стук. Мать отворила дверь и вместе с клубом морозного воздуха впустила в дом троих мужчин. Одеты они были в светлые полушубки, на плечах у них висели автоматы. Они представились партизанами и вежливо попросили мать накормить их. Таким тоном местные партизаны с ней не разговаривали, поэтому она с большим старанием начала угощать их, готовая отдать им всё. Дала она им и с собой хлеба и сала. Потом она переживала, что хлеб, которым она их снабдила, у неё не удался. Разговорившись, гости рассказали нам, что прибыли они в Белоруссию для беспощадной борьбы с оккупантами. По их словам, Красная Армия уже разбила немцев под Москвой и громит их сейчас под Сталинградом, где они попали в окружение. Впервые из уст этих людей мы услышали о Сталинградской битве. Они заверили нас, что недалёк тот день, когда и Белоруссия будет освобождена от оккупантов. Отдохнувши у нас пару часов, гости удалились.
Утром мы узнали, что несколько таких же групп побывало и в других домах. Все были в восторге от этих людей, так непохожих на наших доморощенных народных мстителей. Как оказалось, это были бойцы заброшенного через линию фронта диверсионного отряда, предназначенного для проведения диверсий в тылу врага. В деревне ещё долго вспоминали этих ребят, называя их "настоящими партизанами".
Длинными зимними вечерами женщины-солдатки собирались вместе и гадали на картах на своих мужей, утешая друг друга добрыми предсказаниями. У матери имелись старые, потрёпанные, с вытертым рисунком карты. Однажды я увидел, как наш сосед Клетченко Тихон реставрировал свои старые карты, возобновляя на них карандашом стёртый рисунок. Я взял наши карты и тоже начал реставрировать их, при этом я так исчеркал и измазал их, что они стали невесть на что похожи. Боясь наказания за такое самоуправство, я спрятал их. Однако Тоня, будучи свидетелем моей реставрации, тут же рассказала матери об этом. Та начала требовать у меня карты, а когда я ей заявил, что не знаю, где они находятся, она взяла постоянно висевшие у нас на стене вожжи и начала наказывать меня, приговаривая:
— Это тебе за карты, а это тебе за курево.
Дело в том, что на днях мать застала меня курящим. Мой приятель Павка Слободчиков поделился со мной самосадом, который он где-то достал. Я скрутил самокрутку и начал курить и докурился до того, что меня начало тошнить и рвать. Вот тут-то мать и применила ко мне самый действенный и доходчивый способ воспитания детей. Я ей дал тогда обещание никогда больше не курить и не нарушил его в течение всей своей жизни. Что касается карт, то я их в конце концов отдал матери, но они были безнадёжно испорчены.
Одним из постоянных наших занятий в ту пору была борьба с вечными спутниками народных бед — вшами и клопами, которые начали донимать нас вскоре после оккупации. Создавалось впечатление, что они как-будто зарождаются в грязи. Борьба с ними велась только физическими методами — с помощью гребешков со сломанными зубьями, ногтей и кипятка. Донимала нас и чесотка, лечить её было нечем. Победить этих врагов во время войны нам так и не удалось.
Февральским вечером на пороге нашего дома появилась высокая тоненькая девушка лет 20. Одета она была типично по-деревенски. Мать тут же узнала в ней свою дальнюю родственницу из деревни Гумницкая Веру. Она накормила и обогрела её. Лёжа затем на печи, они о чём-то шептались. Вера показывала матери какие-то бумаги, которые она извлекла из лифчика. На следующее утро она ушла от нас в сторону Костюкович. Мать по большому секрету рассказала нам, что Вера является партизанской связной и что она несёт листовки и какие-то документы костюковичским и хотимским партизанам. Мы были поражены смелостью этой хрупкой девушки. После войны она стала видным партийным работником в масштабах района, а затем области и республики.
