Первый муж моей мамы, Васильев Владимир Сергеевич, родился 15 мая 1909 г. в Красноярске в семье рабочего. Его отец погиб на Первой Мировой и они с матерью и сестрой переехали в Ленинград, где он окончил Институт инженеров водного транспорта (ЛИИВТ) и в 1936 году работал инженером в НИИ военного кораблестроения. Их группа работала над созданием прямоточного котла в составе «ОКБ прямоточного котлостроения» под руководством Рамзина. Это, по сути, была "шарашка"(закрытый научный центр) под кураторством НКВД. Но пока их группа была в Ленинграде и они все были вольнонаёмными. Они как раз должны были переезжать в Москву - собственно, и поженились потому, что иначе мама не смогла бы с ним поехать. К тому же она была беременна. Они были женаты всего 10 дней, когда случилась катастрофа.
По одной версии, один из инженеров группы был украинец и давно не был на родине, а тут его послали в командировку в Киев и он заехал в родное село, где ему рассказали о голодоморе 32-33 года. Он с ужасом узнал, что его родную тётку расстреляли за каннибализм - она съела своего ребёнка. Понятно, что он приехал потрясённый и рассказал своим ближайшим товарищам, в числе которых был и Владимир о том, что узнал. При этом он сказал такую фразу:"Я бы своими руками задушил того, кто довёл Украину до такого ужаса".
По другой версии, член инженерной группы, Иван (Васильевич?) Хлебников дружил с Зинаидой, дочерью Марии Александровны Черевковой, дворянки, дочери генерала, в своё время члена организации "Народная воля." Мария Александровна, отсидев срок на каторге, отошла от политики и в 30-е годы была скромным преподавателем литературы. Зинаида была красивой бойкой девушкой и имела много поклонников. Марию Александровну взяли осенью 1935 года и начали "разрабатывать связи". Через дочь Зинаиду вышли на Ивана Хлебникова и два следователя, Дороган и Завилович, спланировали создать дело о террористическом заговоре во главе с "народоволкой" Черевковой. Всю группу инженеров арестовали в апреле 1936 года. В момент ареста, Владимир снял с руки и отдал маме золотые часы своего отца, который получил их на фронте за снайперскую стрельбу. Они у меня, хранятся как семейная реликвия, единственное, что осталось от целой семьи Васильевых.
Следствие шло долго. У мамы родился сын Лёвушка, но умер от сепсиса не прожив и месяца. Владимир объявил голодовку и маме дали с ним свидание в тюремной больнице. Судя по его состоянию, голодовка была длительной - он не мог стоять. Его пытали - мама заметила его изуродованные ногти. Впоследствии стало известно, что пытали и Хлебникова - ему капали на голову ледяную воду, не давали спать. Владимир сказал: "Вот и оборвалась последняя ниточка, которая нас связывала. Считай себя свободной."
31 августа 1936 г. военный трибунал КБФ (Краснознамённого Балтийского Флота) объявил приговор: расстрел для Васильева, Хлебникова и Цыцына по статье 19-58-8-11 (Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации) и разные сроки для других членов группы.
В день суда, ночью, мама поехала в Москву и каким-то чудом пробилась в приёмную М. И. Калинина и, подав прошения от себя и свекрови, добилась помилования. Расстрел заменили на 10 лет лагерей и поражением в правах на 5 лет с отбытием наказания в 8-м Соловецком отделении Белбалтлага. Перед отправкой дали ещё одно свидание. Владимир Васильев прибыл на лагпункт Анзер 12 ноября 1936 года. Mама получила от него 3 письма и больше никогда его не видела и ничего о нем не знала. Как я выяснила сейчас, 10 октября 1937 г. особая тройка УНКВД ЛО (Управление Народного Комиссариата Внутренних Дел Ленинградской Области) приговорила Владимира Сергеевича Васильева к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение 4 ноября 1937 г. в Карелии, на станции Медвежья Гора (урочище Сандармох). Он похоронен на мемориальном кладбище «Сандормох». 15 мая 1959 г. военная коллегия Верховного суда СССР реабилитировала Владимира Васильева.
В сентябре 1937 года сестру и мать Володи вызвали в "Большой Дом" - так называли в Ленинграде управление НКВД, поставили в паспортах отметку о выезде в 24 часа, и дали билеты на поезд. С собой можно было взять одно место на человека. Куда их выслали - неизвестно. Посадив их на поезд, мама больше ничего и никогда о них не слышала. Вернувшись домой, она рухнула, как покошенная и проснулась от стука в дверь - за ней пришли.
