В 1984 году на лето Иришу отправили к моим родителям в Лугу. Туда она улетела с нашим общим знакомым, а я, в конце лета, должен был ее забрать. Тот, 1984 год, был для меня очень трудным, в чем-то переломным. В конце 1983 года мы всей семьей пережили трагедию, а у меня проблемы со здоровьем всерьез поставили вопрос о невозможности участия в туристских походах. Я не хотел сдаваться и в марте пошел в лыжный поход по Горной Шории, в котором двое участников сорвались на склоне, и мне пришлось одного из них вытаскивать на себе, спасая ему жизнь. Весной на сплаве по реке Лепсы в Джунгарском Алатау я сам был выбит с катамарана в пороге и чудом уцелел, выбравшись на берег водопада. К лету я уже окончательно было решил не бороться с судьбой и пропустить сезон, но, все-таки, передумал и пошел в маршрут по Шапшальскому хребту в Юго-западной Туве. Маршрут был сложным, а я все время ожидал роковых событий, что, в конце концов, измотало меня и, пройдя самую сложную часть маршрута, решил сойти с него. Тогда я поехал в Лугу за дочерью. С первого взгляда я не узнал ее, так как упорная Анна Абрамовна, моя мама, раскормила Иришку до размеров большого шара. Увидев, как силком кормят мою растолстевшую дочь, я тогда, в сердцах, сказал, что больше никогда не отдам им Иришку. Мы уехали из Луги и провели несколько дней в Ленинграде. Иришке тогда было уже 8 лет, и в это время она очень увлекалась вместе со мной песнями Александра Розенбаума, особенно его циклом о Петербурге. И вот теперь она смогла воочию увидеть и Лебяжью канавку, и Исаакий, и громаду Казанского собора. Мы бродили по городу, и восторгу дочери не было предела. Тогда же я подарил ей первые часы с нарисованным на циферблате гномиком.
Вспоминаю и с ужасом прихожу к выводу, что так мало, так преступно мало, проводил времени с детьми, играя в их жизни больше роль ментора или цербера, пытаясь воспитать их по-своему, вернее, по тем понятиям, на которых вырос сам. Единственным и очень слабым оправданием может служить то, что мои родители не могли мне уделять и доли того внимания и времени, которое я уделял своим детям, помня о своем детстве. Так уж была устроена жизнь в нашей стране, «раньше думай о Родине, а потом о себе…», вот и получалось, что судьбы и жизни близких людей, детей оказывались даже не на втором месте. Вот только, что прочел рассуждения Александра Стефановича о феномене «Трех мушкетеров». Ведь это роман о том, как королевские мушкетеры, вопреки присяге и долгу, предали короля и помогали королеве-предательнице, убивая по пути верных королю и кардиналу подданных, при этом все симпатии не только автора, но и читателей всегда были на стороне аморальных мушкетеров. Могли ли подобные герои, совершавшие предательские действия по отношению к батюшке-царю и соответственно России, стать героями нашего русского романа? Ни-ког-да! Вот здесь как раз и лежит главная стратегическая разница между Россией и всем остальным миром. Суть романа по-французски состоит в том, что частная жизнь, любовь, наслаждения и страсть гораздо выше государственных интересов, патриотизма и всего остального, что в нашей стране во все времена и при всех властях считалось главнее и выше всего человеческого и личного. Именно поэтому наши достижения и карьеры, наше служение безликому и бессердечному монстру под названием Государство не оставляли нас для любви и ласки своим детям, своим близким, даже самим себе. Поэтому мой отец всю жизнь и строил эти «стройки коммунизма», отдавая им по 20 часов в сутки. Поэтому и я, в подражании отцу и, следуя заветам нашей страны, пытался стать нужным, принести пользу людям, занять «свое место в жизни». А оказался не только невостребованным для Государства, которое просто пережевывало миллионы человеческих судеб, но и потерял бездарно время, которое должен был отдать своим детям, своей семье, самому себе. Теперь поздно «бить себя ушами по щекам», жизнь практически прожита, упущенное не вернуть, а теперь нет уже и Ирины, которую и погубило, по большому счету, то самое Государство, не зависимо оттого, что теперь его часть называется Украиной.
