авторів

1427
 

події

194062
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » Sergey_Stavrovsky » Чёрные годы - 2

Чёрные годы - 2

02.03.1917
Москва, Московская, Россия

 Улицы были наводнены народом. Но не происходило движения трамваев и не заметно было извозчиков. Полицию заменила наскоро сформированная милиция. Привычная фигура городового с шашкою и с револьверным шнуром уступила место штатскому милиционеру с винтовкой, и только летом 1923 года милиционеры опять стали совершенно похожи на старых городовых. То и дело встречались толпы молодежи с ружьями, полученными из арсеналов. Барышни щеголяли с обнаженными шашками, которые они употребляли вместо тросточек. Продавались свежие газеты с подробными описаниями петроградских событий. Интересно, что цены на газеты до того времени мало повысились -- всего с 5 на 7 коп. Только в этот день вследствие необычайного спроса, они в розничной продаже шли по 20 коп. Потом цена их опять сделалась нормальной. Почти в каждой газете в тот день огромными буквами на первой странице было напечатано: "Падение старого режима". Громыхали в разных направлениях грузовые автомобили, переполненные рабочими и солдатами. С некоторых автомобилей разбрасывались тысячами прокламации разных социалистических партий. Господствующий тон газет и прокламаций был восторженный, приподнятый: славили наступающую эру свободы и выражали твердую надежду, что теперь, когда дворцовая камарилья сидит за решеткой, Россия славно закончит трудную войну и мощно двинется вперед по пути прогресса. В таком же духе говорили и многочисленные ораторы, подымавшиеся там и сям над головами толпы. Но среди этого восторженного и радостного гама уже в первые дни революции послышались диссонирующие злобные нотки. Появились ораторы и листки, усердно разжигавшие внутреннюю междуклассовую вражду и провозглашавшие: "Долой империалистическую бойню, и да здравствует социальная революция!", "Долой внешнюю войну, начнем гражданскую!" Эти темы разрабатывали большевики и заодно с ними, искусно подделываясь под них, немецкие шпионы. Впрочем, в первые дни революции эти злобные голоса звучали очень глухо -- только шипели -- и заглушались другими, ликующими голосами. /.../

 В окружающей меня среде радовались все: и Соловые[1], и Трубецкие, и Новосильцовы, и учителя, и ученики в гимназии. /.../ Но и в нашу ликующую, опьяневшую от радости и славословящую компанию внес диссонанс, и притом весьма резкий, Димушка[2], вернувшийся из Петрограда. Он ехал обратно в армию, но не вез с собой никаких пополнений и был страшно озлоблен. В день переворота у него на улицах Петрограда потребовали, чтобы он или присоединился к революционному шествию, или выдал свое оружие. Так как он отказался и от того и от другого, то на него набросились, сбили его с ног, сильно помяли, разорвали его шинель, отняли шашку, и он едва-едва спасся от разъяренной толпы. Вернувшись в Москву, он ничего не хотел слышать о якобы начинающейся светлой и славной эре и упорно, угрюмо повторял: "Нет, нет, -- это одна сплошная мерзость, и ничего хорошего из этого не выйдет". Ни мать, ни сестра, ни тетушки, ни дядюшки, ни я не могли его переубедить. Он так и уехал в армию в самом мрачном расположении духа. Я проводил его поздно вечером с Брянского вокзала[3].

 На вокзале, когда я провожал Димушку, я заметил начавшиеся уже признаки всеобщего развала: галдеж, беспорядок, бестолковщину, грязь, сор. На обратном пути с вокзала, идя по пустынным и темным улицам этой московской окраины, я слышал щелкавшие там и сям одиночные выстрелы. Кто стрелял и зачем, трудно было понять. Развал стал быстро охватывать самые разнообразные стороны жизни. Я его резко почувствовал, когда в один из ближайших к перевороту дней зашел на почту сдать заказное письмо. Я обыкновенно заходил с этою целью в 22-е почтовое отделение на Поварской[4]. Оно всегда открывалось пунктуальнейшим образом в 8 утра. Я заходил туда по дороге в гимназию и всегда восхищался необыкновенною аккуратностью чиновников. Ровно в 8 часов, как только часы начинали бить, сразу открывались все окошки в решетке, и начинались почтовые операции: прием писем, выдача посылок, продажа марок и проч. Теперь же, когда я в начале марта зашел в это почтовое отделение, окошки в решетке все еще были закрыты, хотя 8 часов давно уже пробило; за решеткой и в другой комнате раздавались голоса; набрался длиннейший хвост публики, и я ушел, так и не дождавшись начала операций, боясь опоздать в гимназию. Буквально то же самое началось всюду. В гимназии и дети, и учителя начали самым бессовестным образом опаздывать к урокам и пропускать их. Многие учителя, в том числе все пораженцы, не являлись в гимназию целыми неделями, шатаясь по разным митингам и заседаниям. Дворники перестали исполнять свои обязанности, целыми днями только лускали семечки у ворот, а улицы и тротуары загаживались все более и более. На всех фабриках и заводах рабочие выставляли требования непомерного повышения заработной платы, а работу стали выполнять вдесятеро хуже и неаккуратнее прежнего (по этому предмету имеются точные цифровые данные, опубликованные тогда же). Чувствительнее всего развал сказался в предприятиях, работавших на оборону. Правительство спешило удовлетворить требования рабочих, и с этого именно времени начинается неумеренное печатание бумажных денег и бешеный рост дороговизны. Дороговизна вызывала всеобщий ропот до февральской революции. Надеялись, что после переворота рост ее сразу остановится? Но дореволюционный рост цен является шуткой по сравнению с той оргией, которая началась в этом отношении после 1917 года. Весть о том, что рабочим, работающим на оборону, сильно повышают заработную плату, вызвала ропот в Действующей армии, т.к. работа на оборону и без того являлась для многих льготой и убежищем от тяжелой повинности на фронте. В армии, как и во всей стране, только в первые дни революции сохранялись порядок и дисциплина, а потом и ее захватил всеобщий развал. Громадную роль в этом деле сыграл знаменитый "Приказ No 1", выпущенный от лица Совета рабочих депутатов. Хотя после него и вышел как бы контрприказ нового военного министра Гучкова, старающийся разными толкованиями и разъяснениями смягчить дезорганизующее действие "Приказа No 1", -- но все это мало помогло: армия и на фронте, и в тылу начала быстро разлагаться. Это разложение у нас в Москве бросалось всякому в глаза: серые шинели без дела целыми днями слонялись по улицам, наводняли митинги, а в казармах или совсем не происходило никаких занятий, или занятия поминутно прерывались выступлениями социалистических ораторов. Образовались партийные офицерские клубы.

 Я ожидал, что революция даст толчок к подъему национальной энергии и к воодушевленному напряжению труда во всех областях жизни. А выходило как раз наоборот: производительность и аккуратность труда стали всюду уменьшаться в ужасающей прогрессии. Это был зловещий симптом.



[1] Соловые -- так С.Н. называет членов семьи видного земского деятеля, одного из основателей кружка "Беседы", затем -- активного члена "Союза 17 октября" Василия Михайловича Петрово-Соловово (ум. 1908), в которую он был приглашен домашним учителем летом 1896. С этой семьей С.Н. был связан в течение многих лет.

[2] Димушка -- Петрово-Соловово Дмитрий Васильевич (1895-1919). Лейб-гусар, с 1915 на фронте. Дальнейшую судьбу см. в основном тексте.

[3] Ныне Киевского.

[4] В 1923 переименована в ул. Воровского.

Дата публікації 04.10.2021 в 18:29

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: