С появлением на сцене комедии Островского 'Не в свои сани не садись' на московской сцене начинается новая эра. Я был на первом представлении этой комедии. Она была дана в бенефис Косицкой. Взвился занавес, и со сцены послышались новые слова, новый язык, до того неслыханный со сцены; появились живые люди из замкнутого купеческого мира, люди, на которых или плевал с высоты своего невежества петербургский драматург Григорьев 'с товарищи', заставляя их говорить не существующим, сочиненным дурацким языком, или изображали их такими приторными патриотами, что тошно было смотреть на них. Например, в одном водевиле из народного быта мужик поет:
Русских знает целый свет,
Не с руки нам чванство...
Правду молвил я иль нет
(Обращаясь к публике):
Пусть решит дворянство.
Посреди глубокой тишины публика прослушала первый акт и восторженно, по нескольку раз, вызывала исполнителей. В коридорах, фойе, в буфете пошли толки о пьесе. Восторгу не было конца. Во втором акте, когда Бородкин поет песню, а Дунюшка останавливает его: 'Не пой ты, не терзай мою душу', а тот отвечает ей: 'Помни, Дуня, как любил тебя Ваня Бородкин...' - театр зашумел, раздались аплодисменты, в ложах и креслах замелькали белые платки.
Восторженный ментор наш Андрей Андреевич обтер выступавшие на глазах его слезы и произнес:
- Это - не игра. Это - священнодействие! Поздравляю вас, молодые люди, вам много предстоит в жизни художественных наслаждений. Талант у автора изумительный. Он сразу встал плечо о плечо с Гоголем.
Под бурю аплодисментов, без апломба, застенчивый, как девушка, в директорской ложе показался автор и низко поклонился приветствовавшей его публике.
Таланты Васильева (Бородкин) и Косицкой (Дуняша) проявились в этих ролях во всю меру. Совершеннее сыграть было невозможно. Это была сама жизнь.
В это время из московских актеров я был знаком только с одним - Петром Гавриловичем Степановым, игравшим в пьесе 'Не в свои сани не садись' роль Маломальского, трактирщика.
Петр Гаврилович был человек крайне оригинальный. Несмотря на свои почтенные лета, он часто проделывал ребяческие шутки. Актер он был, как говорится, на вторые роли, но был необыкновенный и замечательный грим. Он мне рассказывал, что император Николай Павлович приказал вызвать его в Петербург для исполнения только одной роли князя Тугоуховского в 'Горе от ума'. Эту немую роль своим исполнением и гримировкой он выдвинул на первый план. Императрица Александра Феодоровна при появлении его на сцену признала в нем одного московского сановника (князя Юсупова) и очень смеялась.
Вскоре после первого представления 'Не в свои сани' он пригласил меня пить чай в трактир Пегова, где теперь ресторан 'Эрмитаж' Оливье. Выпили мы 'четьи ре пары' (так в то время определялась порция чаю), - Петр Гаврилович отдал половому деньги, который через минуту принес их обратно и положил на стол.
- Что значит? - с удивлением спросил Петр Гаврилович.
- Прикащик не берет, - с улыбкой отвечал половой.
- Почему?
- Не могу знать, не берет. Ту причину пригоняют...
- Извините, батюшка, мы с хозяев не берем, - сказал, почтительно кланяясь, подошедший приказчик.
- Разве я хозяин?
- Уж такой-то хозяин, что лучше требовать нельзя! В точности изволили представить. И господин Васильев тоже... 'кипяточку!'... на удивление!
- За комплимент благодарю сердечно, а деньга все-таки возьми.
