РАБОЧИЕ ИСТОРИИ. КОЛЕСО
Много у меня историй, связанных с работой. Каждый божий день подбрасывал новые вопросы, проблемы, требуя немедленных решений. Вот и с первым колесом турбины, ради которого ездил в Дудинку, а потом в Ленинград на «Электросилу», случилась история, прямо сказать, детективная.
Привезли его в Светлогорск по реке на барже в августе 1986 года по паводковой воде, больше года до пуска. Наши умельцы-такелажники из управления механизированных работ перегрузили его с баржи на специальную тяжеловозную двенадцатиколёсную платформу, которую тащит четырёхосный тягач «Ураган» мощностью 500 л.с., и колесо заняло своё место на подготовленной открытой площадке в посёлке Светлогорск в районе склада оборудования, который ещё не был достроен.
С одной стороны, это было нарушением условий хранения, потому что проектировщики дали ограничение, кажется, до минус сорока градусов, а у нас бывает до шестидесяти и ниже. Боялись, что его покорёжит от мороза, а при рабочих нагрузках оно может завибрировать и развалиться.
Строители, которые не построили крышу для колеса, стали прессовать проектировщиков, чтобы они разрешили хранить на открытой площадке. Проектировщики упирались и не хотели брать на себя чужие грехи. Дирекция, к которой принадлежали мы, находилась между молотом и наковальней.
Наконец ближе к зиме договорились укрыть колесо огромным плотным брезентом (а стояло оно на высокой подставке из новых промасленных шпал), а внутрь этой палатки подвести электрокабель и зажечь мощную лампу 1500 Вт. Лампа выделяет тепло, и температура в палатке относительно выравнивается до необходимых значений. Лампа включалась во время сильных морозов. Ну вот, зима идет, колесо на подставке стоит, снег всё это засыпает, а средний уровень снежного покрова у нас два метра. Постепенно снег уравнял неровности, и колесо приобрело вид снежного холма высотой под семь метров, если от земли считать. Когда были морозы, лампу включали, когда снегопад и «оттепель» — выключали. Первое время ходили и проверяли часто, потом стали реже, а к весне и вовсе перестали проверять — типа чего проверять, когда уже морозы только тридцать градусов.
Как-то я уехал в очередную командировку в Москву, в Минэнерго на Китайском проезде. Однажды утром звоню на Курейку, а мне говорят, что колесо пропало. Шутка такая первоапрельская. Ха-ха! Нет, говорят, правда пропало. Вот, говорят, третьего дня было, потом был буран, а теперь нет. Я говорю, ищите, может, ветром сдуло, ха-ха. Да нет, говорят, всё всерьёз, здесь уже следователь КГБ из Игарки работает, всех на допрос вызывают.
Тут уже меня проняло, что за чертовщина! Колесо — семьдесят тонн нержавейки — стырили, спрятали и не сознаются… Что и говорить, куш немалый — тонна нержавейки Х18Н10Т стоила как автомобиль «Волга». Можно было бы обменять одно колесо на семьдесят «Волг» или больше сотни «жигулей» — хороший бизнес, как бы сейчас сказали, да вот только покупателей нема.
Наконец разобрались. Перед бураном была актировка, занятия в школе отменили. Но пацанам чёрт не брат, и они отправились играть в индейцев. Место у них было присмотрено заранее — это наша палатка с колесом. Там они разожгли костёр: а что, тепло, ветер и снег снаружи, уроков нет, делать не надо. Ну, поиграли да пошли по домам. А костёр раздуло, и затлели промасленные шпалы, на которых стояло колесо. Сутки или больше они горели, нагретое колесо растопило мерзлотную почву и наполовину погрузилось в землю. А случилось всё на выходных, да ещё буран был, и дело закончил снег, который выровнял место происшествия.
Колесо, конечно, нашли. Но теперь встал вопрос, а можно ли его использовать по назначению? Через девять месяцев пуск. Колесо покрылось копотью и цветами побежалости от термического воздействия. Разные комиссии из Красноярска и Москвы приезжали измерять колесо, обстукивали, обнюхивали — вроде никаких недостатков не обнаружили. Но кто знает, что там внутри? Срывать пуск из-за этого никто не решался. На всякий случай со всех причастных стали брать письменные объяснения в КГБ. А вдруг замаскированное вредительство? Бумага — она хоть и тонкая, но иногда спасает лучше бронежилета.
Мне тоже пришлось писать. В конце концов, я единственный, кто видел это колесо на стапеле питерского завода «Электросила» во время его создания. Говорил тогда с технологами, сварщиками-виртуозами, расспрашивал, как они добиваются соосности с точностью до сотых миллиметра. Вызвали и меня на беседу в Москве в один из кабинетов на Китайском проезде. И вот написал я тогда в объяснительной, что, возможно, для колеса подобная термообработка в виде медленного нагрева и остывания будет не столько вредна, сколько в чём-то и полезна, поскольку снимет внутренние напряжения от приварки лопастей турбины и будет своеобразной технологией отпуска, которую на заводе не делают по причине огромности размеров заказа и уверенности в мастерстве своих чудо-сварщиков. Если разобраться, довольно наглое и самонадеянное объяснение. Но подполковник в штатском ухмыльнулся — понравилось.
Интересно, что эта объяснительная ещё сыграет некую роль в будущем. Кончилось тем, что нас лишили премии за то, что не обеспечили, но пуск не отменили, конечно.
Самое интересное было потом. Как мне позднее рассказал Игорь Анохин, ставший директором станции после уехавшего на повышение Богуша, через несколько лет во время регламентных работ на станции на «подгоревшем» рабочем колесе не было обнаружено никаких следов кавитации, тогда как на других колёсах последующих агрегатов они имели место. Может, другие колёса тоже надо было подпалить?