При новом образовании Совета все Министры, кроме Князя Куракина, сменившего незадолго пред тем Графа Кочубея, переменены другими, сами же поступили в Председатели департаментов Совета, а Граф Николай Петрович Румянцов, пожалованный в Канцлеры, в небытность Государя, председательствовал в Общем Собрании Совета и в Комитете Министров. Прежнее же Министерство его Внешней и внутренней торговли уничтожилось и дела его поступили в Министерство Финансов. Государственным Секретарем наименован М. М. Сперанский. Он заведовал дела всех департаментов и сотрудниками своими имел по одному Статс-Секретарю в каждом департаменте.
В Совет поступали на рассмотрение: ежегодное назначение расходов по Министерствам, представления Министров о каком-либо новом устройстве в их управлении, докладные записки Государственного Контролера, сенатские дела по Грузии, о расчетах частных людей с казною, о сложении денежных взысканий и отсуждении коронного имущества в частное владение; тяжебные дела между родителей с детьми и вообще всякого рода дела, по коим Министр Юстиции не успел склонить Сенаторов к единогласному решению и не имел на своей стороне двух третей голосов. Но важнейшим занятием Совета было рассмотрение проекта нового уложения. Редакция или составление оного поручено было Сперанскому, имевшему тогда первым помощником в том известного юрисконсульта, Действительного Статского Советника Розенкампфа.
Общее собрание Совета заседало, в каждый понедельник, в присутствии самого Императора. Его Величество с большим вниманием слушал чтение проекта законов и замечания членов, из коих более прочих брал в том участие Граф Заводовский; по прочим же делам Граф Румянцов, Мордвинов и Граф Кочубей. Сии три члена в образе изъяснений своих имели, каждый, особенное свойство: Мордвинов говорил с живостью, иногда резко и в жару прения не всегда соблюдал должного внимания к тому, с кем не соглашался. Граф Кочубей излагал мнение свое довольно стройно, несбивчиво, но по привычке своей более к французскому языку, изъясняется на своем с меньшею легкостью. Канцлер же от обоих был отменен: одаренный голосом благозвучным, он говорил плавно, не ища слов, с каким-то спокойствием, с благородной откровенностью; противоречил хладнокровно, с возможною вежливостью, даже и тому, кто в выражениях был иногда колок. Особенно я любовался Графом Румянцовым, когда он обращал речь свою к Государю. Никто из вельмож того времени не изъяснялся пред ним так искренно, так смело и с такою притом глубокой почтительностью к августейшей особе.
Разумеется, что я говорил здесь о природной только способности к изъяснению мыслей, а не об ораторском искусстве. В отношении к последнему, можно без ошибки сказать, что кроме Сперанского ни один в Совете не умел бы сам изложить своего мнения на бумаге с соблюдением всех условий, какие требуются в сочинениях сего рода. И не удивительно: еще не прошло двадцати лет, как мы образумились, и начали детей наших обучать правилам отечественного языка.
Свободное копирование
