22 сентября 1997, понедельник.
С утра три часа работала у Таубергов. У них я бываю редко, раз в неделю. Миссис Тауберг – приветливая деятельная дама средних лет, пытается свести концы с концами. У нее довольно большой, светлый и чистый дом, содержать который на ее скромные средства, видимо, нелегко. Поэтому здесь на пансионе всегда живут несколько мальчиков-подростков с проблемной психикой. Иногда они так ужасно кричат, что у меня кровь в жилах стынет. Я их побаиваюсь, но миссис Тауберг очень терпелива, и они ее слушаются беспрекословно, по крайней мере, при мне. По субботам одна из комнат в ее подвале становится домашней синагогой, сюда приходят мужчины для молитв. Взрослый сын миссис Тауберг, очень надменный молодой человек, не стесняется при мне ходить по дому в ночной сорочке и кальсонах. Я очень уважаю миссис Тауберг и, работая у нее, не испытываю большого напряжения.
Подвал в американском доме – не темное захламленное место, а такое же чистое и благоустроенное помещение, как и все другие. Это первый этаж дома, иногда он немного углублен в землю. Обычно в подвале устраивают детские игровые залы, комнаты для гостей и пр. Американцы называют его «бейсмент», но я не хочу злоупотреблять иностранными словами.
После я отправилась к Жолвикам. Жолвики – особая песня. Работать у них – сущее наказание. Это Плюшкины в еврейском варианте. Их скупость не имеет границ, просто семейное помешательство. Из дома абсолютно ничего не выбрасывается: обрывки бумаги, старые тряпки, прохудившаяся посуда, поломанная мебель – подержат в руках, тяжко вздохнут и скажут:
– Положи где-нибудь в гараже...
Эта рухлядь заполнила все шкафы, все свободное пространство под кроватями, на антресолях, в проходах, забила подвал, сейчас к критической точке подходит гараж. Так как в этой семейке ни у кого нет привычки класть что-либо на место, то в поисках нужной вещи буквально весь дом каждый день переворачивается сверху донизу. Моя работа в основном заключается в том, чтобы растолкать все по углам, на короткое время придать дому божеский вид и по возможности устранить отвратительный затхлый запах, который источает весь этот хлам.
Сегодня я опять перекладывала с места на место какие-то дырявые кастрюли, поломанные старые проигрыватели и битую посуду. Знаю, что приду сюда завтра и снова увижу тот же беспорядок.
Миссис Жолвик - высокая дородная дама лет 50 с титаническим самоуважением. С утра до вечера она ходит по дому с царственным видом, неприбранная, в ночной сорочке и наброшенном на плечи халате. Ей очень нравится изображать барыню и помыкать служанкой. Она дергает меня, прерывает одну работу, дает другую, третью. Ежеминутно по всему дому разносится:
– Ольга! Ольга! Ольга!
Уже не до улыбок, стисну зубы, надуюсь и терплю, терплю из последних сил.
К четырем часам отправилась к Кельнерам. Деревенька наша – небольшая, и переходы между домами, к сожалению, короткие. А жаль, это единственное время, когда можно передохнуть.
У Кельнеров большой светлый дом, самый богатый из тех, где я убираю. Все в нем устроено со вкусом и роскошью. До восьми вечера убрала три спальни и два туалета, вымыла кухню, коридор, столовую и холл. Там у меня разболелась голова от телефонных разговоров миссис Кельнер, ее дочери и истошного крика их младшенького, прехорошенького мальчишки лет пяти. Он больше часа дрыгал на полу ногами и, не останавливаясь ни на минуту, кричал дурным голосом, требовал мороженого. Он у них любимец, до сих пор ходит с соской и всего добивается криком. Но видно, в этот раз миссис Кельнер решила его проучить. И она, и ее дочка не обращали на него никакого внимания, готовили обед и обе одновременно разговаривали по телефону со своими подружками, пытаясь его перекричать. Это был конец света!
Еврейские женщины большую часть времени проводят дома, выходят куда-либо редко, поэтому телефон в их жизни занимает особое место. С утра до ночи, сколько я могу их видеть, они не расстаются с телефонной трубкой. Прижимая ее к уху плечом, они занимаются всеми домашними делами и говорят, говорят, говорят беспрерывно. Если бы я могла понимать еврейский язык, я бы, наверное, гораздо лучше узнала об их жизни и круге интересов.
Старшая дочка у Кельнеров – сероглазая серьезная и милая девушка, очень ласково относится к младшим детям и много помогает матери. Она окончила среднюю школу и сейчас там же работает с совсем маленькими детьми. И голос у нее приятный. Голос многое говорит о человеке.
Вечером дома мне снова дали такое задание, которое я смогла закончить только к девяти часам. Миссис Гольдберг заплатила мне за три недели. И все-таки заплатила по 250 долларов вместо 300. Я не стала с ней спорить, а сказала, что позвоню Виктору. Отношения сразу стали натянутыми. Ничего, прежняя сердечность мне дорого стоила.
Поздно вечером позвонила миссис Грюнфельд и пригласила взять лекарство от давления. Оно оказалось таким дорогим – 40 долларов! Ладно, лишь бы помогло. Миссис Грюнфельд приехала сюда из России со своими родителями двадцать семь лет назад. Вышла тут замуж, прижилась. Язык, однако, не забыла, по-русски говорит довольно хорошо. Советует больше есть и спать.
Алла брала у меня деньги в долг на два дня. Прошла уже неделя, она не показывается.
Виктор не отвечает на мои звонки и не приезжает.
Дорогой мой паспорт, серпастый и молоткастый! Увижу ли я тебя когда-либо?
