Глава 15. Житие деревенское
Весной 1947 года в наше село пришли работники сельсовета и начали агитировать за создание колхоза. Поскольку на этот раз не требовали вносить в общак скотину или какое другое имущество, то все взрослые (и мои родители тоже) записались. Отцу с матерью поручили выращивать телят, которых только что отделили от коровы. Их немного подкармливали молоком и отрубями, но бОльшей частью приучали пастись на травке. Последняя функция досталась мне, поскольку родителям хватало заботы по домашнему хозяйству, старший брат оставался пастухом деревенского стада, а две старшие сестры работали в садоводческом звене. Пасти телят в свободное от школы время стало моей постоянной обязанностью на несколько лет.
В 1951 году я окончил семилетку. Эта школа находилась в соседней деревне, и мне приходилось ежедневно топать семь километров туда, а потом обратно. Школа-десятилетка находилась ещё дальше (12 км), интерната при ней не было, поэтому моя учёба оборвалась. Мне было 14 лет. На самостоятельную работу в колхозе родители меня не пустили. Зато я стал полностью замещать их на телячьей ферме.
Минул год. Мне исполнилось 15 лет, и я пошёл на самостоятельную работу в колхоз. Мне вручили пару гнедых с телегой и назвали ездовым. Мне пришлось наравне со взрослыми таскать фруктовые ящики весом по 40 килограмм, грузить мешки, брёвна и прочие тяжести, отчего вскоре обозначилась паховая грыжа. Много позже я узнал, что по закону детский труд должен быть облегченным, но в колхозе он не действовал. Вспоминается случай. В зимнее время кони находились в одном помещении с колхозными коровами. Для них отделили угол лёгкой перегородкой из трёх досточек. Зима была трудная. Сена было заготовлено недостаточно, приходилось его экономить, перемешивая с соломой. Для молочного стада с центральной усадьбы колхоза часто привозили дерть. Для моих коней тоже должны были присылать овёс, но почему-то не присылали. Как я потом узнал, в отчётах регулярно фигурировал овёс, якобы отправленный мне, но куда он девался, я, пятнадцатилетний мальчишка, узнать не мог. А выкручиваться как-то надо. Жалко лошадей, они сильно исхудали. Поэтому, когда коровам привозили дерть, я пытался улучить момент и в отсутствие скотниц покормить ею своих подопечных. Скотницы иногда замечали это, некоторые злобно ругались.
Однажды я подобрал такой момент, когда в скотном дворе никого не было, стал развязывать мешок с дертью. Пока я возился с туго затянутыми тесёмками, звякнул засов. Я, боясь быть застигнутым на месте преступления, мгновенно перепрыгнул через гору мешков и присел за ними. В коровник вошла скотница по имени Матрёна, тридцатилетняя солдатская вдова. Она была из тех, которые глядели на меня исподлобья, и при всяком удобном случае криком оповещала всё село, что я вор. Сейчас она окинула взглядом стойла. Не увидев ничего подозрительного, она взяла мешок дерти и понесла вокруг не просматриваемой стены конюшни в сторону своего дома. Там у неё были свои коровы и поросята. Такой случай я, конечно, не мог пропустить.
- Тётка Матрёна, куда это вы тащите колхозное добро?
Матрёна уронила мешок, но не растерялась и подняла крик. Сбежались люди, и скотница всем объявила, что это я украл мешок дерти. И представляете, хотя мешок лежал недалеко от дома Матрёны, а мой дом находился в другой стороне, ей поверили. Я - молодой, поэтому вороватый. Бригадир перевёл меня в садоводческое звено.
Вспоминается и второй более позитивный случай. Весной 1953 года правление колхоза наградило радиоприёмником бригаду, состоящую из жителей нашей деревни. Радиоприёмник решили установить в здании коровника, на конце которого была большая комната с отдельным входом. Комната использовалась как центр для сбора бригады, для проведения сельских сходов и для вечерних посиделок.
В то время не было стандартных штепселей, розеток и других разъёмов: из радиоприёмника (Родина-47) торчал просто пучок проводов; такой же пучок торчал из приложенной к нему сухой батареи. Провода следовало соединить определённым образом, но никто не знал как. Мужики соединяли провода и так и эдак, но приёмник молчал. Я крутился около них и вдруг рассмотрел почти незаметные одинаковые метки на проводах, выходящих из приёмника и батареи. Меня осенило.
- Я знаю, как правильно соединять! – вырвался у меня торжествующий возглас.
Мужикам надоело возиться без толку, и они уступили место мне. Через две минуты радиоприёмник заговорил. После всеобщего ликования, бригадир назначил меня ответственным за его включение и выключение. Этот радиоприёмник определил мою профессию на всю жизнь.
Я всё время надеялся, что правление колхоза пошлёт меня на курсы механизаторов (семилетнее образование считалось достаточно высоким), но оказалось, что претендентов много в центральном селе Бахчи- Эли, где находилось правление колхоза. До отдалённых деревень очередь не доходила. Стало понятно, что здесь мне ничего не светит, кроме как «быкам хвосты крутить». Уйти из деревни помог случай.
