Будберг. Дневники - 18

25 Октября.

    Главковерх подарил нас новым законом, от своевременности которого у всех глаза на лоб полезли; я по прочтении сообщавшей его телеграммы уперся лбом в стекло и довольно долго рычал и мычал по звериному единственный исход для поднявшегося чувства изумления перед невероятной глупостью отдаваемого распоряжения. Закон этот восстанавливает условную дисциплинарную власть начальников (это тогда, когда от всякой нашей власти даже и фигового листа не осталось). Устанавливается, что, если дисциплинарный суд в течение 48 часов не накладывает на виновных взыскания или войсковая часть совершенно не желает выбирать у себя состава дисциплинарная суда, то вся дисциплинарная власть переходить целиком в руки соответствующих начальников.

    Такие приказы могут писать при настоящей обстановке или сумасшедшие, или квалифицированные, как говорили у нас в артиллерийском училище, концентрированные идиоты.

    Ведь, не может же товарищ Керенский не знать, что делается на фронте, в каком состоянии войска и что такое ныне вообще власть начальника. Никакие силы, а не то, что жалкие бумажные приказы, не могут уже восстановить умершую власть начальников, а тем более власть дисциплинарную, наиболее ненавистную для масс, которую раньше и основательнее всего постарались с корнем уничтожить те, кому нужно было развалить русскую военную силу. Ведь, в самой сущности приказа кроется самый идиотский абсурд: часть не хочет выбирать состава дисциплинарного суда, то есть определенно нарушает закон и проявляет нежелание слушаться приказов начальства. Положение власти при этом такое, что заставить подчиниться и исполнить приказ у ней нет ни средств, ни способов. Тогда прячут голову под крыло, изображают. что ничего не видят и что ничего не произошло, и пробуют пугнуть непокорных, но ничего уже не пугающихся товарищей тем, что неугодное им средство принуждения будет передано опять в руки ненавистного им начальства.

    Спрашивается, какими же способами и при помощи каких средств это несчастное, ободранное как липка и неизвестно для чего еще существующее начальство сможет осуществить предоставляемое ему право, то есть сделать то, чего не в состоянии выполнить ни сам Главковерх, ни самые архиреволюционные армискомы, исполкомы, совдепы, цики и комиссары всех рангов и оттенков, и отдельно взятые, и всем своим скопом.

    Не хочется думать, что все это чья то скверная провокация, имеющая своей целью родить еще один повод для поднятия новой острой и злобной войны солдатской ненависти против несчастного строевого начальства, показав темным и чрезвычайно подозрительным массам, что это самое столь ненавистное им начальство измышляет всякие способы и пускается на разные подвохи, чтобы опять захватить в свои руки дисциплинарную власть, вернуть свои кровопийные привилегии и разрушить "все завоевания революции".

    Подобные меры напоминают мне ошалелое завертывание в мертвую всех тормозов в то время, когда слетевший уже с рельс поезд летит кувырком с высокой насыпи; польза от них такая же.

    Далее этим приказом все части, не исполняющие приказов начальства, объявляются штрафными, переводятся на старые оклады жалованья и на арестантское довольствие и т. п.

    Кто же теперь в состоянии все это осуществить? Ведь сейчас 90% всех частей уже давно заслужили такой перевод. Неужели же товарищ Главковерх и его борзописцы думают, что весь фронт состоит из потомков Гоголевских унтер-офицерш, жаждущих заняться самосечением, или что на свете существуют такие лошади, которые сами бы себя запрягали.

    Читая такие приказы, вспоминается чья-то думская фраза: "что это глупость или измена?", ведь все это в руку большевикам, ибо ярко к выпукло показывает товарищам, что верхи наконец то спохватились и пытаются вместо революционных пустобрехов применить более реальные методы восстановления порядка и души всякой армии - дисциплины. В ответь на эти запоздалые меры товарищи пропоют: "нет этот номер не пройдет и штуки все мы ваши понимаем". Пользы не может быть никакой, но за то злобы, подозрительности и принятия мер для предотвращения самой возможности таких неприятностей прольется целое море.

    Скверные пришли газеты, а еще более скверные слухи ползут к нам и по телефону, и по радио из Двинска; сообщают, что на улицах Петрограда идет резня, к что часть Правительства захвачена восставшими большевиками. Новый армейский комитет, состоящий преимущественно из большевиков насторожился, засел в своем помещении, окруженный со всех сторон часовыми. Пока все слухи и сплетни, а, что делается на самом деле, никто не знает, что еще более увеличивает напряженность положения. Настроение в частях приподнято-настороженное; я очень опасаюсь большевистского взрыва в 120 дивизии.

    Послал в штаб армии и армейскому комиссару телеграммы с просьбой ориентировать нас в происходящем так как иначе части обвиняют нас, что мы знаем, что делается, и умышленно, в своих интересах скрываем; нельзя нас держать в потемках; лучший способ бороться с ползучими сплетнями и слухами говорить правду.

    Несомненно, что развязка приближается, и в исходе ее не может быть сомнений; на нашем фронте нет уже ни одной части (кроме двух-трех ударных батальонов, да разве еще Уральских казаков), которая не была бы во власти большевиков.

    Заброшенная немцами петля затягивается все сильнее и сильнее. Но что же грядет в будущем? ведь по тому, что мы видим сейчас в поведении большевистских вожаков, России суждено обратиться в звериное царство и быть таковым, пока кулаки испуганных союзников не водворять в ней порядка; ведь, эти все разжижающие и уничтожающие лозунги являются полным отрицанием какой-нибудь государственности. Ну, а что будет, если съедающая нас гангрена перекинется и на союзников?

    В 9 часов вечера прямо во все части передана телеграмма нового председателя армейского комитета, что сегодня вся власть перешла в руки советов; призывают войска оставаться спокойными и держать твердо порученные им боевые участки. Начало, как будто даже и совсем приличное, но так бывает всегда при всех переворотах - ягодки вылезают потом, по надежном закреплении.

    Через два часа пришла телеграмма старого армейского комиссара поручика Долгополова, что сведения армейского комитета преувеличены и что вопрос о передаче власти еще решается. Обычная картина нашего безвременья: две враждебный инстанции бросают в настороженные массы неясные и возбуждающие сведения, а всю белиберду, которая из этого получается, приходится расхлебывать нам, которые ближе к войскам и на которых все косится и рычит. По соглашению с соседними корпусами приказал для выручки несчастного строевого начальства, чтобы на всех телеграфных, и телефонных станциях установили дежурство членов соответствующих комитетов дабы большевистские агитаторы не могли натравить товарищей на свое начальство под предлогом, что последнее что-то скрывает и что-то затевает; приказал начальникам дивизий направить сугубое внимание на свои боевые и войсковые обязанности, а всю политику во всем передать установленным на сие лицам и учреждениям - пусть в ней барахтаются.