Режан - 1

Режан[1]

 К нам в Петербург Режан приезжала несколько раз. Приезжала, брала огромные сборы -- и уезжала дальше. "Станция Петербург, остановка десять минут, буфет..." Мне кажется, она и играла так, как будто это мимолетная станция с буфетом. Настоящим образом она играет там, в Париже. По крайней мере, играла в былое время. У нас она только очаровательно недоигрывала. Я решительно готов утверждать, что там от ее игры остается иное впечатление Воздух ли Парижа, ансамбль ли, публика ли, но Режан настолько продукт Парижа, что не выдерживает дальней перевозки, как особые сорта дорогих вин.

 Режан откопал, если можно так выразиться, Мельяк, знавший толк в парижанках и в том, что нужно парижанам в парижанках. После того как Режан выступила в его пьесе "Ma cousine"[2], она быстро пошла в ход. Она играла в пьесах Гонкура, Додэ, поручившего ей "Сафо", о которой восхищенный Гонкур писал, что никогда еще на сцене так не изображали любовь, потом пошли пьесы Лаведана, Доннэ, Эрвье. Ее муж Парель стоял во главе театра. Молодые авторы готовы были на всякие жертвы для того, чтобы Режан сыграла в их пьесе. Так создалась ее карьера; так создался "жанр Режан". "La Réjane" стало чем-то вроде нарицательного имени для целого ряда явлений. Раз навсегда было решено, что Режан -- это подлинное и единственное олицетворение парижанки. Режан и сама свыклась с таким определением. Она так объясняла сущность парижанки репортеру одной из петербургских газет:

 "Настоящая парижанка с ног до головы оденется вам на сто франков, и вы будете поражены ее шиком. Простое черное платье, какой-нибудь бантик вместо галстука, самая дешевенькая шляпа, -- но так надетая, как ни одна женщина в мире надеть не сумеет, -- простой зонтик -- вот вам весь шик парижанки. Вечером, накинув на половину лица вуалетку, небрежно озираясь по сторонам, она спешит на свидание со своим милым, и уже по тому, как она поднимает кончик платья, вы сразу видите: да, это парижанка".

 При этом, если верить репортеру, она тут же "приподняла капот", иллюстрируя пред представителем "шестой великой державы", что такое парижанка. Поверим на слово полномочному послу шестой великой державы.

 Что такое "парижанка", если откинуть крайне интересные данные о кончике капота и пр.? Характеризуя Режан, один французский критик -- увы, в доброе старое время -- дал такое определение парижанки:

 "Cette beauté sans beauté, cette immoralité sans vices; ce rien capable de tout -- c'est la femme de Paris"[3].

 В этом определении интересно то, что и оно само по себе -- "parisiana"[4]. Что такое красота без красоты, беспорочная порочность и пр.? Во всяком случае риторика и не без фраз... Режан, конечно, чувствует в меру парижской психологии. Но эта парижская психология, которой Режан точно есть истинная выразительница, заключается в том, что человек никогда во всю ширь легких не смеется и никогда с полным отчаянием не плачет, но только усмехается и только утирает набежавшую слезу. Эта психология состоит в том, что, по убеждению парижанина, искренний смех звучит вульгарно, а горькие слезы жгут лицо и портят его цвет. Это -- психология догадок и недомолвок, условностей и приличий, намеков и полуслов. Самое кокетство -- только дразнящее, только манящее, и иногда то, что у французов же называется "I'abandon"[5].

 Максимилиан Гарден[6], страстный поклонник Режан, так определяет современную, то есть того времени и того литературно-художественного стиля женщину, которую играла Режан. "Существо это -- крайне чувственное, беспокойное, хитрое создание, не подходящее ни для детской, ни для кухни, считающее обязанности хозяйки и материнство невыносимой обузой, создание, выдрессированное в угоду насыщенному всеми пороками большого города мужу, который охотно себе заводит белую, требующую роскоши, бестию, одетую в мягкие меха, и, заточив ее в напарфюмированную клетку, яростно рычит, если заключенная, взломав, ищет вне дома удовлетворения своему половому чувству". Мучить таких мужей, -- у которых, по выражению Ницше, слишком мало мужского -- мучить их с жестокостью индейца, жарить их на медленном огне ревности и, когда разгорится аппетит, пожрать их без остатка, так что только кости хрустят между зубами, -- для таких женщин является лучшим удовольствием. Иногда это удается; иногда же муж, собрав весь остаток энергии, становится на дыбы, воображает себя сильным, тогда как на самом деле только грубо свиреп, и побеждает обезьянку-мучительницу. Но всегда такие происшествия остаются милым, приобретающим, благодаря опасности, особый интерес, спортом, в котором женщины, понимая, что вопрос идет для них о жизни или смерти, сохраняют свой, присущий им иронический основной тон. Ирония ведь утешение и наслаждение усталых, которые уже не верят ни во что, даже в самих себя. Естественный, здоровый человек не знает и не понимает иронических побуждений. Наличие их уже доказывает перезрелость культуры, утрату веры и поврежденные основы. Все это так... Но, как говорится у Некрасова,

 Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим иль не жившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим, --

Нам рано прибегать ведь к ней.

 Парижане находят игру Режан очаровательной, между прочим, потому, что она очень реальна. Рядом с ходульностью и мелодраматической приподнятостью "академических традиций" -- может быть, оно и так, но, с нашей точки зрения, это только очаровательное недоигрывание. Режан не выше жизни, подобно представителям романтической школы в театре -- это правда, но она и не отражение жизни, а только отголосок ее, теряющий при воспроизведении много из полноты первоначального звука.