Оба брата состояли на службе, старший был офицером и едва ли уже не женатым, когда умер отец в 1719 году. Долго пустовавшее Дворениново, заброшенное за служебным недосугом, перешло к новым владельцам при очень неудобных условиях; указ о майорате, так называемые пункты, не позволял братьям делиться поровну. Чтобы избежать неприятных последствий обделения младшего, они долго не справляли за собой наследства; долго семьи их жили в одной усадьбе, пока указ Анны Иоанновны, отменявший майорат, не разрешил им разделиться по старинному обычаю.
Следя за службой наших героев, мы перешли было в более культурную эпоху, перенеслись на давно желанное для России балтийское прибрежье, где западные начала стали понемногу приспособляться к русским и зарождалось пресловутое европеизирование. Возвращаясь к экономическому положению семьи, к дворянскому хозяйству, мы окунемся опять в старый XVII век; пред нами возникнет та обстановка сельской России, которая крепко-накрепко связывала всех фортификаторов и навигаторов, учеников немецких и прочих школ с родной каширской, калужской и тульской почвой. Ландратская переписная книга 1710 года рассказывает дальнейшую судьбу Дворенинова и Трухина. В ее известиях прежде всего поражает та теснота, которая возникла на местах прежнего простора каширской украйны. Деревушки и сельца наполнились помещичьими усадьбами; мелкие дворянские семьи множились и ветвились, не переселяясь в более просторные уезды, что должно было производить немалое давление на крестьянские хозяйства, на личную жизнь и свободу действий сельского люда.
В маленьком Дворенинове оказалось уже четыре усадьбы, три болотовские и одна Архарова, зятя Петра Ларионова; а Матвей Кирилович выстроил себе еще усадьбу в двух шагах в Трухине-Болотове. Правда, в помещичьих домах в то время жили только помещицы с детьми, увечные старички и старушки, многие стояли пустыми, как двор рано овдовевшего Петра Ларионова. У него жили в этой усадьбе восемь душ дворовых; на деревне стояли всего два двора отцовских крестьян, очень многолюдные; всего 20 душ мужского пола; в Трухине у него было три двора с 14 душами мужского пола, из них один новый, не отцовских крестьян. На все эти дворы в 1710 году приходилось всей земли с усадебной и барской запашкой 180 четей в поле; если разделим это число на все количество ревизских душ Петра Болотова, вместе с дворовыми 42 десятинами, то придется на душу по 4 чети, или по 6 десятин, да еще земли плохой, требовавшей, по свидетельству мемуариста, постоянного удобрения. Если же барская запашка занимала большую часть поместной земли, то крестьянские наделы оказывались весьма малыми; такое поместье трудно признать доходным для своего времени.
Только два наследства и женино приданое, которым он владел фактически, хотя его справили в 1714 году за обоими его сыновьями как наследство Бабиных, помогло майору Болотову прилично содержаться на службе. В 1713 году дядя, Иван Гаврилов, оставил ему 75 четей вотчинной и поместной земли с населением; после бездетной сестры Аграфены Архаровой он получил обратно ее приданые 46 четей из отцовского поместья. В общем он оставил сыновьям более 360 четей в поле и 10-12 крестьянских дворов, что с дворовыми должно было составлять более 70 душ. Поэтому внук-мемуарист, приписывая своему деду именье менее чем в 50 душ, ошибается сравнительно с документами; зато нельзя не согласиться с ним, что все эти разбросанные деревеньки, мелкие клочки в четырех местах, перепутанные чересполосицей с землями других помещиков, страдали недостатком земель и, за исключением приданого Епифанского клочка, плохими ее качествами. Следующее поколение принуждено было относиться гораздо внимательнее к своим деревням; оно начало выселять разраставшиеся дворы на степной простор и лучшие нетронутые земли в Тамбовский и Воронежский край.
Судя по возрасту Тимофея Петровича, он женился еще при жизни отца. У Степана Бакеева была единственная дочь Мавра, уже на возрасте; возить девочку с собой и держать ее по гарнизонам не приходилось; она росла дома в Калитине под опекой деда. Небогатый поместьями, полковник был знатен чином и выслугой и мог много помочь родне на службе, имел, может быть, и капиталец, прикопленный на службе; во всяком случае, его единственная наследница была завидной невестой для Болотова. За столичным и более знатным родством наши герои не гнались, а считали для себя более прочным и хозяйственным скромное сватовство в своем уезде; по соседству все знали друг друга и могли до мелочей взвешивать семейное и имущественное положение жениха и невесты. Именьица Мавры Степановны были близ самого Дворенинова и прекрасно округляли владения жениха; одно маленькое заброшено было далеко, в Чернском уезде, зато больше других обеспечивало помещика хлебом. С своей стороны, Тимофей Петрович был юноша деловитый, с немецкой выдержкой; еще в малых чинах он исполнял особые поручения Петра I; полковник не искал другого зятя, и отцы могли ударить по рукам. О любви здесь, конечно, не было и речи; молодые люди вряд ли и видались когда-нибудь, разве в детстве. Порешив дело, молодой Болотов покатил домой в Каширу, и в Калитине дед Бакеев обвенчал внуков. Мавра Степановна оказалась нравом не из кротких и умом не из дальних и немало докук доставляла мужу; но в старину из этого несчастий не делали.
Свободное копирование
