Сказки ставятся у нас в Дании безусловно выше всего, что я написал, поэтому я и нахожу нужным поподробнее поговорить здесь об этих моих произведениях, которые при первом своем появлении были приняты далеко не благосклонно.
Первая моя сказка находится в "Теневых картинах" в главе "Брауншвейг" (См. т. III, стр. 341.) где я иронизирую над драмой "Три дня из жизни игрока" . В этой же книге можно найти и зародыш "Русалочки"; описание эльфов Люнебургской степи безусловно принадлежит к сказкам, что и заметил автор критической статьи, появившейся в "Jahrbucher der Gegenwart" 1846 года.
Первый выпуск "Сказок" вышел в 1835 году вскоре же после "Импровизатора" и, как упомянуто, не встретил особенного одобрения. Напротив, многие даже сожалели, что автор, только что, по-видимому, сделавший шаг вперед в "Импровизаторе", сейчас же опять подался назад, взявшись за такие пустяки, как сказки. Словом, меня упрекали именно за то, что заслуживало поощрения и похвалы, за старание выйти на новый путь творчества. Многие из моих друзей, те именно, чье мнение я особенно ценил, тоже советовали мне бросить писание сказок; одни говорили, что у меня нет таланта к этому и что это вообще не в духе времени, другие полагали, что уж если я желал пробовать свои силы в этой области, следовало предварительно изучить французские образцы. "Литературный ежемесячник" совсем не говорил о моих сказках никогда. Отозвался о них в 1836 году один только журнал "Даннора", издаваемый и редактируемый Гестом. Отзыв этот звучит теперь положительно забавно, но тогда он, разумеется, огорчил меня. В нем говорилось, что "сказки эти могут позабавить детей, по считать их мало-мальски назидательными или ручаться за их полную безвредность нельзя. Вряд ли кто найдет особенно полезным для детей читать о принцессе, разъезжающей по ночам на собаке к солдату, который целует ее и т. д. " Сказка о "Принцессе на горошине", была, по мнению критика, "лишена соли", и он находил "не только не деликатным, но даже прямо не позволительным со стороны автора внушать ребенку ложное представление, будто бы знатные особы всегда так ужасно чувствительны". Критик кончал статью пожеланием, чтобы автор "впредь не тратил времени на писание сказок для детей". А я между тем никак не мог преодолеть свое желание продолжать писать их.
В первом выпуске находились сказки, слышанные мною в детстве, я только пересказал их по примеру Музеуса, сохранив, однако, тот же самый язык и тон -- простой, естественный и, по-моему, наиболее подходящий. Но я знал, что ученые критики будут порицать меня как раз за этот язык, и вот, чтобы поставить читателей на нужную мне точку зрения, я и назвал свои сказки "Сказками для детей" . Сам же я всегда имел в виду, что пишу их не только для детей, но и для взрослых. Первый выпуск заканчивался одной оригинальной сказкой, "Идочкины цветы"-- и ее-то как раз меньше всего и порицали, даром, что она была явной родней рассказам Гофмана, -- зародыш ее находился еще в "Прогулке на Амагер".
Влечение к этому роду творчества все усиливалось во мне, и я не мог преодолеть его, встреченные же мною проблески одобрения именно названной оригинальной моей сказке заставили меня попытаться написать еще несколько оригинальных. Через год вышел второй небольшой выпуск, а скоро и третий, содержавший в себе самую большую из оригинальных моих сказок "Русалочку". Она-то главным образом и обратила внимание на это новое явление в литературе, и внимание это все возрастало по мере выхода в свет новых выпусков. Выходили они обыкновенно к Рождеству, и скоро как-то даже вошло в обычай украшать елку книжкой моих сказок. Г-н Фистер и г-жа Юргенс (Известные артисты датского королевского театра. -- Примеч. перев. ) сделали попытку читать некоторые мои сказки со сцены -- это было нечто новое, вносившее некоторое разнообразие в набившую оскомину декламационную часть программ различных артистических вечеров. Нововведение привилось и стало пользоваться, особенно несколько позже, большим успехом.