VIII. Военно-временные госпитали и Красный Крест
С военно-временными госпиталями я не имел возможности познакомиться поближе несмотря на то, что некоторые из них находились от места расположения нашего лазарета не так далеко, как полевое военно-медицинское управление; но рассказы наших офицеров и солдат, имевших несчастие побывать и более или менее продолжительно полежать в них, передавали о них самые прискорбные факты. Может быть, все те вопиющие непорядки, о которых рассказывали нам очевидцы, и не всегда зависели от лиц, непосредственно заведовавших этими учреждениями; но то несомненно, что наше полевое военно-медицинское управление, с первых же несчастных сражений под Плевной видевшее пред своими глазами всю неурядицу Систовских госпиталей, ничего не делало к улучшению их ужасного положения, ничего не предпринимало даже по этой части и на будущее время; а потому, когда наступила самая страшная третья Плевна, наша военно-медицинская администрация опять застигнута была ею как будто врасплох, и ее нисколько не приготовленные учреждения оказались такими же, как были и после второй Плевны... Говорят, "что никто не ожидал такого несчастного исхода, таких огромных потерь, а потому-де и не приготовились"; но это извинение никого не извиняет, а тем более, медицинское ведомство. Вторая Плевна очень наглядно показала, чего может стоить всякий открытый штурм сильно укрепленных позиций Османа -- ни для кого не было тайной, что в течение почти полутора месяцев между второю и третьею Плевной к Осману подходили весьма значительные подкрепления, что армия его простиралась уже до 60 тыс. наилучшего войска, что во все это время он день и ночь работал, окапывался и успел возвести против линии нашего наступления несколько неприступных редутов и отлично блиндированных траншей, что при таких, всем известных условиях новый, решительный штурм будет отчаянный, что потери с обеих сторон должны быть громадные -- все это ясно было как Божий день; что же сделано было со стороны нашей медицинской администрации? Какие предприняты меры приготовления, приспособления, соответствующие ожидаемому грозному событию? Невообразимый, невыразимый ужас положения несчастных раненых на всех пунктах нашего несчастного наступления служил слишком выразительным и вразумительным ответом на эти вопросы... Но проходит еще почти полтора месяца, на всех пунктах операционных линий нашей действующей армии совершенное затишье; ждут прихода подкреплений. Можно бы, кажется, за эти полтора-то месяца осмотреться, подумать, сообразить и хоть что-нибудь сделать, устроить, улучшить... Ничего не бывало... Грянул страшный бой гвардии под Дубняком, раненых снова целые тысячи и снова бедствие, снова те же ужасные картины: госпитали переполнены, врачей не хватает, перевязочных средств недостаточно и проч., и проч. Но и это событие, точно также как и третья Плевна, не было нежданным; оно было задумано не вдруг и подготовлено заблаговременно; поэтому и для медицинского ведомства оно не было сюрпризом; достаточно того, что к нему готовились... Затем проходит еще полтора месяца, наступает четвертая и последняя Плевна -- раненых относительно не так много; однако, гораздо более тысячи человек -- и опять та же старая песня: наш подвижной лазарет переполнен до невозможности, вместо штатных 83-х человек в нем скопляется вдруг около тысячи, врачей мало, перевязочных средств еще менее, лубков нет, шин, гипсу, марли, вощанки, дренажей -- да почти ничего необходимого нет; кормить раненых нечем, помещать негде, положить не на чем, прикрыть нечем... Проходит день, два, три -- помощи никакой, ниоткуда... Красный Крест работал два дня на перевязочном пункте, но в наш лазарет явиться еще не мог, не разорваться же ему... А где наш окружныи врач? Какие приняты им меры к облегчению страшной участи наших раненых? Да никаких... На третий день приехал от него оператор H--ов, и только на четвертый день явился он сам... Вы, пожалуй, можете подумать, что отрядный врач, как врач, сейчас же бросился помогать нашим врачам, которые в это время буквально выбивались из сил? Ничуть не бывало, он явился к нам как начальник, как инспектор, обошел лазаретные шатры и некоторые (не все) болгарские землянки, осмотрел лежащих в них страдальцев, нашел, что все у нас обстоит благополучно и затем... затем -- уехал себе также важно как и приехал, пробыв в нашем лазарете не более двух часов. Вечером того же дня прибыл к нам летучий отряд Красного Креста. Какая поразительная разница между посещением отрядного врача и прибытием Красного Креста! Первый приезжал как начальник, последний как друг: один пожаловал с пустыми руками; другой притащил с собой четыре огромные телеги горой набитые всяким добром: и чего, чего тут не было? Съестные припасы, вино, спирт, коньяк, чай, сахар, консервы, даже лакомства для раненых офицеров, затем -- полушубки, одеяла, теплые фуфайки, вязаные кальсоны, чулки, шапки, в огромном количестве белье, приспособленное к различного рода ранениям верхних и нижних конечностей, особого рода вязанные капоры для раненых в голову; далее сапоги, валенки, тонкие, мягкие, фланелевые портянки, табаку румынского для папирос, махорки для трубок, чубуки, трубки, спички, деревянные ложки; наконец -- аптечные материалы: отличный гипс в бочонках, карболка, хлороформ, хинин, шины, лубки, дренажи, принадлежности для листеровской повязки, клеенки, вощинка, марля, разнообразнейшие бинты, хирургические инструменты великолепные, заграничные... да всего и не пересчитать! Но что всего важнее: Красный Крест привез с собой свое христиански сострадающее, братское сердце, полное самого теплого участия к горькой судьбине наших страдальцев; его доктор и студент сейчас же бросились помогать нашим врачам, а уполномоченный князь Накошидзе обошел все до единой палатки и землянки, где только помещались раненые и больные, всех утешил ласковым, братским словом, всех обрадовал обещанием немедленной помощи, везде все самолично осмотрел, узнал, записал; затем все сообразил, рассортировал и начал помогать; да как? В буквальном смысле по писанию: "рука дающего не оскудевает"... И посмотрели бы вы на наш лазарет всего только чрез один день по приезде к нам Красного Креста -- какая поразительная перемена и внешняя, и внутренняя, и физическая, и моральная: настоящее воскрешение мертвых! Войдешь в палатку-землянку, дух не нарадуется: бедные страдальцы лежат на свежих мешках-матрацах, все в чистом белье, покрыты отличными байковыми одеялами, а раненые в ноги прикрыты еще полушубками, все накормлены, напоены чаем, все выпили по стаканчику хорошей водки, курящие задымили папиросы, трубочки, грамотные читают книжки, везде приятный говор, на лицах оживление, удовольствие. А благодарность? Никакими словами во веки веков никто не сумеет выразить этой глубокой, сердечно-святой благодарности нашего доброго, хорошего русского солдата: умеет он воевать, умеет страдать, но едва ли кто другой умеет так благодарить за оказанную помощь! Повторяю, на другой же день по приезде к нам Красного Креста лазарет наш совершенно переродился, просиял...
-- На свет Божий мы теперь народились, батюшка,-- повторяли наши страдальцы успокоенные, обласканные, всем насущно-необходимым снабженные.
-- Таперича и в Расею ехать не страшно; с эдаким полушубком, небось, не замерзнешь,-- говорит раненый в ногу.
-- Эка благодать, эта самая шапочка! -- с восторгом говорит раненый в голову, нахлобучивая на уши черную баранью шапку...
-- А вот, батюшка, посмотрите какие мне дали валяночки расчудесные! -- с невыразимым наслаждением в глазах хвалится солдатик, подымая из-под одеяла свою целую ногу.
-- А с раненою-то ногой как ты будешь? -- спрашиваю я.
-- И ее, батюшка, обернули мне мяконькою финелевою портяночкой; так-то мягко, славно, как будто и ныть перестала...
И радость их исполнилась... И радости их не было конца! Нужно отдать полную справедливость и высокую честь почтенным деятелям Красного Креста; раздавая свою щедрую помощь, они везде предлагали ее от высочайшего имени государыни императрицы; а это имело громадный, широчайший смысл. Тысячи страдальцев разошлись теперь по всем концам России, и повсюду пронесут они это дорогое Имя "яко добро...". Сколько раз я был счастливым очевидцем самых святых, благоговейных слез благодарности и молитвы за это дорогое Имя!
-- Посмотрите-ка, батюшка, какой мне кисетик прислала наша матушка-царица! С табачком и с трубочкой...
-- А мне вот с чайком, сахарком и с ложечкой...
И не могут они вдоволь нарадоваться, налюбоваться на свои "царицыны подарочки"! Как они дороги для них!
-- Коли ежели Господь оставит меня в живых, я внуку-правнуку закажу беречь этот кисетик, как ладонку под образа повешу... Молиться за нее буду до самой смерти и детям закажу!
-- А добрый же человек и эвтот самый князь (Накошидзе), привез-таки...
-- А ты как думал? Небось не чета нашему становому али старшине... С такими, брат, царица-то и не пошлет...
-- Только прозвище у него мудреное... Из каких он, батюшка?
-- Из Грузии, с Кавказа,-- отвечаю я.
-- Ишь ты! А все же добреющий человек!..