Возвращение - 3

Тамбов, 27 сентября

Пишу под живым впечатлением только что пережитого нами великого и знаменательного торжества. Вчера (26 сентября) Тамбовское городское общество устроило нам замечательно-радушную и вместе с тем самую торжественную встречу. Рано утром наш полк в полном своем составе, с развернутыми знаменами и музыкой выстроился побатальонно на обширной площади между вокзалом железной дороги и Воронежскою городскою заставой. Впереди полка возвышались две каменные башни-заставы, обвешанные сверху донизу огромных размеров флагами и прекрасно драпированные красным сукном и гирляндами свежей зелени, между которыми рельефно выдавалось вензелевое изображение имени государя императора с огромными двуглавыми орлами наверху; ноги этих орлов перевязаны громадными бантами из георгиевских лент, на висящих концах которых крупными буквами изображены слова, с одной стороны "Плевна", с другой -- "Балканы". По окраинам площади, начиная от этих башен, устроены были особые ложи, как в театрах, обитые красным сукном и разноцветными коврами; за ложами виднелись подмостки, скамейки, а на самой средине площади, впереди разукрашенных башен возвышалась большая эстрада в три ступени, обитая также красным сукном. С самого рассвета, как только полк пришел на указанное место, густые массы народа начали наполнять площадь, и с каждым получасом эти массы, увеличиваясь, заняли все подмостки, скамейки, показались любопытные и на заборах, и на крышах окрестных домов. В восемь часов утра стали съезжаться сюда именитые граждане со своими семействами и заняли приготовленные для них ложи; на эстраде показались представители местного духовенства, члены городского управления и разные должностные лица. Ровно в девять раздался звон со всех приходских церквей, все засуетилось, заволновалось -- прибыл местный архипастырь преосвященный Палладий, епископ Тамбовский и Шацкий. Началось торжественное молебствие с водоосвящением. После обычного многолетия государю и всему царствующему дому, провозглашена была "вечная память" всем христолюбивым воинам на брани за веру, царя и Отечество живот свой положившим. Эта грустно-торжественная, общенародная молитва за наших товарищей, за этих мучеников славы и чести России глубоко тронула всех нас. Затем, после многолетия всему победоносному, всероссийскому воинству и, в частности, нашему доблестному Сибирскому полку, преосвященный сам лично обошел все ряды полковых колонн и всех солдат окропил святою водой. Нужно было видеть, с какою высоко благоговейною радостью крестились наши Забалканские герои, когда к ним приближался архипастырь... По окончании обхода и окропления, когда все снова возвратились на свои места, преосвященный Палладий, стоя на эстраде, высоко поднял над своею головой прекрасную икону Христа Спасителя, троекратно осенил ею полк и от имени Тамбовского городского общества передал ее командиру полка, а городской голова, купец Федотов, громко прочел весьма приличный адрес. Затем члены городского общества по русскому обычаю поднесли полку хлеб-соль на роскошном золоченом блюде с приличными надписями. Глубоко взволнованный командир полка громко ответил на все это несколькими задушевными словами, выражая от имени полка глубочайшую признательность за такой торжественный и неожиданный для нас прием и радушие. Началось шествие, раздалась команда, загремела полковая музыка, зарокотали дробью барабаны, пронеслось в воздухе потрясающее "ура" несметной народной толпы; но только что двинулись мимо эстрады, как в промежутке между башнями встретила нас депутация от Тамбовского Александровского Института благородных девиц, и старшая из институток поднесла командиру полка небольшую, прелестной работы икону, а другие институтки возложили на его плечи громадный лавровый венок, перевитый георгиевскими лентами. Только что расступились институтки, как глазам нашим представились по обеим сторонам широкой улицы длинные шпалеры воспитанников и воспитанниц разных учебных заведений, встретившие нас торжественным народным гимном, звуки которого едва можно было расслышать, так как в это время разразилась буря восторженных народных восклицаний: "Ура!", "Плевна!", "Сибирцы!", "Балканы!". Гром музыки и барабанов, гул всех городских колоколов, восторженные крики народа, все слилось в какую-то действительно страшную, неописанную бурю, среди которой со всех сторон посыпалась на нас целая туча цветов, букетов, венков -- все это летит с балконов, с заборов, с домовых крыш, из средины густой народной массы, которая страшными волнами хлынула по обеим сторонам еле движущегося полка. С каждым шагом, с каждым нашим движением народный восторг усиливался и доходил в иные минуты до какого-то всеобщего экстаза. Никогда не забуду одной сцены: не доходя до городского театра, у одного палисадника собралась толпа простых женщин, молодых и старых,-- молодые держали в руках большие корзины цветов и преусердно бросали их прямо на проходящих солдат, а старухи, простирая к ним руки, со слезами на глазах вопили: "Голубчики наши, касатики, родимые наши"... Подобных сцен народного увлечения, конечно, было много, а не одна эта, но заметить их все за густою сплошною массой народа не было никакой возможности. Подвигаясь далее по Дворянской улице, полк остановлен был у церкви св. первомученика архидиакона Стефана, из которой приходское духовенство вышло с хоругвями и чудотворною иконой Божией Матери. Народный шум притих. После краткого молебствия и обычных многолетий воспитанники ремесленной школы и приходских училищ пропели гимн "Славься!". Тут же директор Екатерининского (Нарышкинского) учительского института передал командиру полка постановление совета института об учреждении двух стипендий для двух сирот-мальчиков, оставшихся после воинов, убитых в плевненской битве. Двинулись дальше. Проходя мимо губернской женской гимназии полк буквально был осыпан целым дождем букетов и венков, так что наш полковой командир, ехавший верхом впереди полка, представлял из себя целую двигающуюся цветочную гору, обвешанную лавровыми венками с георгиевскими лентами. У Казанского моста снова остановились: монастырская братия Казанского монастыря вышла навстречу с иконами и молебствием, а воспитанники духовной семинарии и училищ пропели народный гимн. Только что перешли мост и повернули на "Большую" улицу, как нас встретила целая масса молодежи -- воспитанники реальной и классической гимназий -- все поют, кричат, машут фуражками, платками, букетами и опять бесконечное, потрясающее "ура" всего народа. Перешли еще Никольский мост, опять остановка, снова молебствие и здесь же игумения Вознесенского женского монастыря от лица всех сестер поднесла полку небольшую, отлично украшенную икону Вознесения Господня. Нужно было видеть прекрасное выражение лица доброй старушки: безмолвно подала она командиру полка Св. икону -- но слезы блиставшие на ее ресницах лучше всякой речи говорили о том высоком чувстве, которое в эти минуты наполняло ее доброе сердце. Задушевнее этого безмолвно-красноречивого приветствия трудно себе что-нибудь представить... Наконец-то, среди всех этих бесчисленных оваций, под не умолкавшим ни на минуту колокольным звоном всех городских церквей, вся масса ликующего народа остановилась на загородной площади перед большим ярмарочным зданием, в котором приготовлен был для целого полка общественный обед. Полк остановился, построился, составил свои ружья в "козлы" и ждал прибытия высших гражданских начальников и преосвященного Палладия. Замечательную картину представляли из себя эти "козлы": на каждом ружейном штыке был насажен букет цветов -- и вот на безлюдной в обыкновенное время ярмарочной площади вдруг, как из земли, выросли цветочные клумбы, как будто висящие в воздухе. Прибыл многоуважаемый архипастырь, собралась блестящая публика, солдаты заняли свои места около столов, и по предложению преосвященного полк всем своим двухтысячным составом пропел предобеденную молитву "Отче наш". Как только грянул этот громадный хор, к которому присоединилась и собравшаяся публика, многотысячные толпы народа, оставшиеся на площади и продолжавшие еще шуметь, все в одну минуту притихли, притаили дыхание, и среди воцарившейся тишины величественно раздавались аккорды полковой молитвы. Преосвященный обошел все столы и благословил предложенное "ястие и питие рабом твоим". После обеда народ просил отпустить солдат по домам, и скоро целый полк был разобран, рассеявшись по городу небольшими партиями. В пять часов все офицеры были приглашены в Дворянское собрание на парадный обед, который прошел необыкновенно весело, радушно, искренно; говорилось много хороших, теплых речей, из которых нам особенно понравилась одна: в ней туземный оратор говорил о той радости, о том всеобщем восторге, с которым и получена была отрадная весть о взятии Плевны. Заключил он свою речь такими лестными для нас словами: "Да, наши милые, славные гости-Сибирцы, вашим геройским подвигом вы несказанно обрадовал и всех нас, обрадовали всю Россию". После обеда начались "подыманья, качанья", что называется: душа нараспашку... Расходившемуся веселью положило конец громко объявленное приглашение пожаловать в городской театр на парадный спектакль. Наступил уже вечер, тихий, ясный, превосходный; все улицы и дома с распущенными флагами, с выставленными во многих окнах и на балконах транспарантами, ярко осветились блестящею иллюминацией. Далеко за полночь подгулявший народ, обнявшись со своими дорогими гостями-Сибирцами, бродил по улицам, выражая свой восторг громогласным говором и разудалыми русскими песнями.