Чорлу, 19 марта
Все наши мечты и восторг рассыпались как прах, разлетелись как дым!.. Посадка войск приостановлена, возвращение в Россию откладывается на неопределенный срок... Коварный Альбион грозит нам войной, Турция разрывает только что подписанный ею мирный договор, Австрия приступает к мобилизации, и даже румыны, недовольные Сан-Стефанским миром, готовы из союзников сделаться нашими врагами -- таковы известия, полученные нами из главной квартиры. Откуда, как, за что, про что стряслась над нами эта беда,-- никто ничего не знает, никто не может объяснить путем... Эти безотрадные вести возбудили здесь страшное озлобление: Англия, да есть ли теперь на человеческом языке более противное, более ненавистное для нас слово? Что Турция? Турция -- ничтожество, которое мы раздавили, но с Англией, с этими просвещенными мореплавателями мы померяться готовы... Возбуждение в нашей армии страшное, настроение в высшей степени воинственное -- и не дай Бог, если откроется новая война,-- она будет ужасная, беспощадная! Впрочем, формального разрыва еще ни с кем нет -- ведутся будто бы дипломатические переговоры, о чем, для чего, Бог ведает... По Черному морю беспрепятственно везут нам из Одессы всякую всячину; из Константинополя ежедневно получаем мы превосходный белый хлеб; офицеры наши невозбранно путешествуют в турецкую столицу и проживают там по несколько дней... Может быть, и ничего не будет, а, между тем, передряга страшная, потрясения душевные чрезвычайны, а пуще всего эта убийственно-томительная неизвестность...
На прошлой неделе прибыл, наконец, наш подвижной неподвига-лазарет, немедленно разбил свои шатры, занял еще два пустые дома и начал работу. Удивительно, право, мой дорогой сожитель -- настоящий маг, где ни появится, сейчас же всех подымет на ноги, всех расшевелит, взбудоражит: уже и в Красный Крест отправлен офицер за получением вещей, и за палатками, доставленными из Одессы, послали, и дома для лазарета отыскались, и отправка больных в Адрианополь началась, словом, закипела везде неустанная работа, лишь только явился налицо наш неутомимый, неугомонный работник; его энергия, его убедительные доводы и неуступные настояния расшевелят хоть кого... Впрочем, и дремать-то теперь не приходится ввиду угрожающего нам нашествия не англичан, а более страшного врага -- тифа... Предсказание наших врачей, к несчастию, начинают сбываться: тиф с каждым днем все развивается, усиливается, были уже и смертные случаи... Работы, собственно, нам, священникам, прибавилось порядочно. Наше церковное дело идет своим заведенным порядком; уже отговели все полки дивизии, остается только артиллерия и разные посторонние команды. Правду сказать, устали мы порядочно; но все бы это ничего, если бы не эта несносная неизвестность. Когда мы отсюда вырвемся и что еще с нами будет, один Бог весть... Грустно!.. Прощай.
P. S. На днях несколько наших офицеров возвратились из Константинополя, куда отправлялись они не по делам службы, а так, ради развлечений, чтобы душу отвести, горе размыкать и лишние деньги спустить... Рассказы их о турецкой столице весьма неудовлетворительны: видели они выезд султана на богомолье в мечеть, что совершается им в каждую пятницу, видели пляску дервишей. Все это можно прочесть в любом описании Константинополя. Знаменитую Софию Цареградскую они видели только снаружи, а войти в нее теперь нельзя, потому что она битком набита несчастными турецкими беженцами, собравшимися сюда изо всех мест Болгарии, когда наступали наши победоносные войска. Таким образом, путешественники наши отправлялись в Константинополь с большими надеждами, с размашистыми предположениями, а вернулись обескураженными и недовольными.
Свободное копирование
