Киневерлик, 16 октября
Увы, все наши предположения, все восторги насчет Рущукского отряда разлетелись в прах. Мы уже на пути к Плевне и ночуем теперь у разоренной турецкой деревушки Киневерлик. Как все это случилось -- не хочется и рассказывать. Рано утром, 14-го числа, лазарет наш прибыл на позицию в Домогилу; сейчас выбрали место для шатров и обоза, разыскали для себя квартиры и стали разбираться со своими вещами в ожидании приказа об открытии действий лазарета; но не тут-то было: пришло приказание и еще по телеграфу, но не об открытии, а о медленном выступлении с занятой позиции и быстром, форсированном следовании в западный отряд к Плевне. Как варом обварило всех нас это роковое признание: значит от судьбы не уйдешь, суженого конем не объедешь. На другой день, ранней-ранней зарей весь наш отряд, поворотив оглобли, двинулся обратно в Белу, а сегодня, миновав Павло, приплелись в Киневерлик. Тоска, разочарование страшное; все чем-то недовольны, на что-то сердиты, чем-то сильно огорчены. По приходе на бивуак, поздно вечером, я отправился размыкать горе к своим товарищам-Сибирцам, бивуак которых от нашего не более полуверсты; они успели уже разложить костер, и я пошел на огонек. Подхожу ближе, смотрю: часовой с ружьем, недалеко от него другой; на вопрос его: "Кто идет?" -- я отвечал обычное: "Свой". "Какой пропуск?" -- спрашивает он меня снова. "Какой тебе пропуск? Разве не видишь, не узнал меня что ли?" -- возразил я. "Узнать-то я узнал вас, батюшка, да без пропуску нельзя". Оказалось, что мы идем теперь со всеми военными предосторожностями, что у нас есть авангард и арьергард, и на каждом ночлеге вокруг всего отряда выставляется караульная цепь, за которую нельзя пройти ни оттуда, ни отсюда, если не знаешь условного парольного слова. Пришел начальник цепи, шепнул мне на ушко слово "шинель"; я повторил это слово часовому, и он меня пропустил... "Так вот оно как,-- подумал я,-- значит мы уже в районе военных действий и нам может угрожать опасность". Что будет дальше, напишу непременно, с каждым шагом становится интереснее, делается жутковато, мы в самом деле на войне... Прощай.