В поезде, идущем на восток, я читала и играла с ее обезьянкой. В Чикаго, где Рут выходила, я должна была пересесть на поезд до Нью-Йорка, но поезд уходил только вечером, и я с радостью согласилась на предложение Рут отдохнуть в ее гостиничном номере и выпить с ней и ее друзьями по коктейлю. Она побежала в парикмахерскую, а я осталась в номере, и мы с обезьянкой расположились на ее огромной кровати. На тумбочке лежала брошюра, из нее я узнала, что в Чикаго находится знаменитая картинная галерея. Я решила туда пойти. Очень импозантный швейцар указал мне дорогу: галерея была всего в квартале или двух от гостиницы, и я ее легко нашла. В первом же зале я потеряла чувство времени и места. Я впервые видела французских импрессионистов в оригинале! Перед каждой картиной я замирала в ошеломлении. Какие великолепные краски, совсем не такие, как на альбомных репродукциях, которые я рассматривала дома! Я бродила из зала в зал, открывая для себя все новые сокровища. И вдруг оказалось, что музей уже закрывается, и я оказалась на улице. У меня безумно болела голова, я не понимала, где я нахожусь. На улицах было темно, мимо меня проходили толпы людей. Я попробовала повернуть налево, потом направо. Все вокруг было незнакомым. Я потерялась и даже не могла спросить дорогу, потому что не помнила названия гостиницы! Меня охватила паника, и я почувствовала приступ тошноты. Я испугалась, что мне станет плохо прямо здесь, перед какой-нибудь модной витриной. Я прислонилась к стене и закрыла глаза. Наконец передо мной остановились какие-то сердобольные люди: «Вам плохо? Вам помочь? » Конечно, мне было плохо! Я описала шикарный гостиничный холл, и они решили, что это может быть недалеко отсюда расположенный «Пальмер-Отель», «лучший в Чикаго». Потерявшуюся иностранку бережно довели до нужной улицы и передали с рук на руки услужливому швейцару. Он довел меня до конторки, но здесь возникла новая проблема: у меня не было ключа от комнаты, и я не помнила ее номер. Комната была зарегистрирована только на одно имя — на имя Рут Парке. «Рут Парке сейчас нет в номере», — сказал управляющий и стал меня расспрашивать. Как я оказалась одна, без Рут? Где я была все это время? Рассказ о моем потрясении от картин в музее звучал неубедительно, но мой аристократический британский акцент, билет на поезд в моей сумочке и, главное, упоминание об обезьянке мисс Парке убедили их, и они разрешили мне войти в комнату и забрать чемоданы, но только в их присутствии. Мы вошли в комнату. Она выглядела так, как будто по ней пронесся ураган. Бедная обезьянка висела на одной из оконных занавесок. По полу были раскиданы столики, стулья, лампы, мусорные корзины и пепельницы. Я сняла дрожащего зверька и крепко прижала к себе — наконец-то нашелся кто-то, напуганный так же, как и я! Сердитый управляющий составлял описание ущерба, нанесенного обезьянкой, чтобы предъявить его мисс Парке по ее возвращении, а я уложила обезьянку под одеяло на большой кровати, написала благодарственную записку Рут и взяла свои чемоданы. Я поблагодарила управляющего и выразила ему свое сочувствие по поводу учиненного разгрома, и он проводил меня вниз до дверей, бормоча под нос что-то насчет избалованной богатой молодежи, которую бы следовало держать дома под замком. Вылезая из такси около вокзала, я еле двигалась от усталости. К счастью, кто-то указал мне нужный вагон. Когда я собиралась с силами, чтобы подняться в него, на верхней ступеньке возникло большое черное лицо. «Ну, барышня, — сказало лицо, скаля блестящие белые зубы, — давайте я вам помогу!» Это был проводник. Он протянул мне руку, взял мои чемоданы и довел меня до купе. Там он повесил мое пальто на вешалку, взглянул на мои растрепанные волосы и спросил: «А где ваша шляпа?»— «Наверно, забыла в гостинице», — ответила я. «Подумать только! — он неодобрительно хмыкнул. — Едет в Нью-Йорк без шляпы!» В 1930-х годах шляпа была неотъемлемой частью туалета настоящей дамы. К счастью, на мне были белые перчатки, и на них он взглянул одобрительно. Все-таки я могла сойти за леди! Я рухнула на сиденье, а как только поезд тронулся, проводник вошел и приготовил постель. «Спите спокойно, — сказал он мне. — Я разбужу вас утром». Я была ^жасно рада очутиться наконец-то в поезде, везущем меня к мужу, и не удержалась, чтобы хорошенько не выплакаться в моем маленьком купе. Проводник все еще беспокоился об отсутствии у меня шляпы, когда на следующее утро мы прибыли в Нью-Йорк. Однако, увидев высокого молодого человека, бегущего по платформе мне навстречу, он широко улыбнулся и сказал: «Наверно, шляпа теперь и не важна!» Какое облегчение оказаться опять в сильных руках, принимать поцелуи и уверения в том, что теперь путешествие закончилось, что я «храбрая девочка» и что с этого момента обо мне будут заботиться. Может быть, и правда я приехала «домой»!
Свободное копирование
