Этими личностями, конечно, не исчерпывается галерея училищных оригиналов. К их числу принадлежит так же и законоучитель -- протоиерей Михаил Б-в, долгое время бывший настоятелем церкви при театральной школе. В своих суждениях и рассуждениях это был величайший философ и резонер: так по крайней мере он думал сам о себе. Впрочем, внешний вид его далеко не гармонировал с этими отвлеченными качествами: он был весьма тучен, в движениях комично угловат, носил очки, которые к его миниатюрному вздернутому носу вовсе не шли, придавая физиономии насмешливый вид. Для полной обрисовки его портрета следует добавить, что о. Михаил носил большую, рыжую с проседью, бороду, которая во всех торжественных случаях играла немаловажную роль. Читая кому-либо нотацию, он самодовольно поглаживал бороду, а при каких-нибудь неприятных для него объяснениях она подвергалась немилосердной трепке, имевшей вид искреннего самобичевания. В разговоре он сильно упирал на букву о, почему его речь постоянно имела грубый характер. В общем же это был типичный человек, оставивший после себя бесчисленное количество курьезных воспоминаний.
Он был весьма внимателен к своим прихожанам и усердно посещал со святом всех своих сослуживцев. В большие праздники у него бывало такое множество духовных визитов, что к некоторым беднейшим по состоянию и низшим по служебной иерархии он мог явиться только спустя несколько дней после церковного торжества, когда его посещения уже не ожидали.
Всюду он любил читать наставления и поучать. Так однажды приезжает о. Михаил накануне нового года к одному небогатому театральному чиновнику и объявляет, что явился "славить".
Жена этого чиновника, встречая его на пороге квартиры, растерянно сказала:
-- Помилуйте, батюшка, да ведь праздники-то прошли. Рождество было неделю тому назад?
-- Лучше поздно, чем никогда. Священник с благодатью всегда должен быть желанным и почетным гостем.
-- Это, конечно, но..., батюшка, мужа нет дома...
-- Так что ж? А образа-то ведь дома? Они небось не ушли?.. Отсутствие мужа, сударыня, не отговорка. Стыдно, стыдно отказываться от иерейского молитвословия... Так передайте и супругу, -- недовольным тоном закончил о. Михаил, удаляясь из квартиры прихожанина.
Отец Б-в очень любил актеров, так же, как актеры любили его. Со всем театральным штатом он был в хороших отношениях и каждому актеру всегда говорил:
-- Мы ведь с вами одного ведомства. Будьте, пожалуйста, без церемонии.
Выпускным воспитанницам балетного отделения о. Михаил однажды намеревался сказать поучительную речь. После молебна он обратился к ним с следующими словами:
-- Вы вступаете на самостоятельную дорогу, становитесь, так сказать, на собственные ноги. Поздравляю вас!.. Мне особенно приятно теперь беседовать с вами потому, что ведь и на мою долю выпала приятная обязанность руководить вами во время пребывания вашего в школе. Я всегда старался внушить вам благие идеи, направить ваши мысли на истинное разумение правды, непорочности и чистоты. Вот и теперь, на правах бывшего вашего духовного наставника, считаю своим святым долгом напомнить, что только тот человек угоден Богу, который блюдет душевную чистоту, не поддается соблазну, а сердце свое приурочивает для искренней любви ближних. Будьте благонравны, терпеливы, богомольны и ревностны к службе; не ропщите и не озлобляйтесь, а главное не разъезжайте в каретах.
-- Как? -- удивились корифейки, и одна из них, наиболее бойкая, сказала: -- не тратиться же нам на извозчиков, когда для нас существуют казенные экипажи. В этом, кажется, греха нет.
-- Я говорю вам не о театральных каретах -- это не карета, а рыдван. Я же вам намекаю о каретах с офицерами.
Встречается как-то в квартире П. С. Федорова в какой-то торжественный день о. Б -- в с актером Иваном Егоровичем Чернышевым, известная комедия которого "Не в деньгах счастье" только что была поставлена на Александринской сцене и имела выдающийся успех.
-- Очень, очень приятно и лестно, что мой бывший ученик отличается на поприще драматической литературы, -- произнес о. Михаил, крепко пожимая руку Чернышева. -- Много наслышан хорошего о вашем произведении и, по правде сказать, весьма сожалею, что по сану своему не могу лично удостовериться в ваших писательских талантах, а очень бы хотелось взглянуть на комедию... Забыл я, как называется она?
-- "Не в деньгах счастье".
-- Хорошее название... Одобряю... Да, да, это верно, что не в деньгах счастье. Это правильно. Деньги -- вздор, пустяки... В названии прекрасная идея выражена, и я душевно радуюсь, что вы проповедуете такие прекрасные истины., И вдруг, наклоняясь к уху Чернышева, таинственно спрашивает:
-- А гонорария-то много ли получили?! Пользуйтесь случаем, берите больше...
Выходной актер Г. получил наследство тысяч в двадцать. Тотчас же он нанял себе приличную квартиру, завел хорошую обстановку и пригласил отца Михаила отслужить молебен. Тот пришел, осмотрелся и спросил:
-- Обновились?
-- Да.
-- На какие же это средства, позвольте узнать? Вы ведь из театра-то 16 рублей и 16 коп. имеете только?
-- Получил наследство.
-- А! Это хорошо... А кто умер-то?
-- Тетка.
-- Ну, слава Богу!.. Только вот что я должен вам сказать, как духовное лицо: берегите денежки и помните мудрую пословицу: глупому сыну не в прок богатство.
Великим постом, принимая покаяние от воспитанников, протоиерей Б-в спросил одного из самых юных питомцев, Кузьмина:
-- Не позволяешь ли себе насмехаться над старшими, бранить и дурно как-нибудь называть начальников и учителей своих?
-- Грешен, батюшка...
-- Вот как!.. Над кем же ты глумился и кого как называл?
-- Не смею сказать, батюшка, -- робко ответил ученик.
-- Ничего, ничего, покайся... Ты должен говорить правду... Ты обязан признаться, кого имел в виду во своих насмешках.
После долгого колебания Кузьмин сконфуженно шепчет:
-- Вас, батюшка.
-- Меня? -- встрепенулся священник. -- Прекрасно!.. Как же ты меня называл? Признавайся!
-- Не смею, вы рассердитесь.
-- Говори, говори, не рассержусь... Знаю я, что это ты по глупости. Бог тебя простит!.. Не взыщи.
-- Я называл вас "лимонной бородой"..
Ах, ты, постреленок! Вот погоди, я на тебя начальству пожалуюсь, вспорят за это... Плохой, кажется, из тебя актер выйдет: нет в тебе к почтенным лицам уважения.
Слабостью отца Михаила были награды. Он постоянно испрашивал их у директора, который охотно за него ходатайствовал пред духовным начальством.
Как-то случайно увидал он в числе многих дорогих вещей, хранившихся для экстренных подарков в придворном ведомстве, синий эмалированный, с крупными четырьмя брильянтами, крест. Отец Михаил так им заинтересовался, что тотчас же отправился к Гедеонову и заявил, что желает получить за свою, как выразился он при мне, отличную службу именно этот крест.
-- Но в чем же заключается ваша отличная служба? -- спросил директор.
-- Как в чем? Я ведь пастырь-то не обыкновенного стада, у меня пасутся лицедеи. А ведь их на путь истины направлять не легко.
Гедеонов сделал представление, которое, по обыкновению, было уважено, но под условием: дирекция должна была представить епархиальное разрешение. Обратились к митрополиту, но ответ от него получился не утешительный. Мотивом к отказу послужило то, что еще никто из духовных лиц не имел такого цветного креста. Затем последовало устное объяснение, которое, к удовольствию Б-ва, было благоприятно. Митрополита убедили, что отцу Михаилу, как театральному священнику, может быть сделано исключение. Аргумент оказался веским, и вскоре на груди нашего протоиерея стал красоваться этот единственный в своем роде пастырский крест.
Говоря об отце Михаиле, кстати можно припомнить анекдот о неком столичном приходском священнике, имевшем весьма туманные понятия о представителях сцены. Анекдот этот почерпнут из весьма недавнего прошлого.
Балетная фигурантка явилась к этому духовнику на исповедь, по окончании которой отправилась к дьячку записать свое имя и звание в метрическую книгу.
-- Кто вы? -- спросил дьячок.
-- Фигурантка императорских театров, -- ответила говельщица.
-- Какая фигурантка? -- с удивлением переспросил дьячок. -- Это что же за звание такое?
-- Я служу в балете...
-- Что же вы там изволите делать?
-- Танцую.
-- Танцуете?! Так вы, стало быть, танцорка!..
-- Да, но мое настоящее звание "фигурантка". Так и должно занести меня в книгу.
-- Нет, уж вы извините, а я так записать не смею. Погодите, я у батюшки спрошу, -- произнес смущенно дьячок и отправился за ширмы к священнику, которому таинственно поведал: -- С небывалым званием одна тут пришла -- фигуранткой императорских театров себя называет; я не знаю, можно ли ее так в метрическую книгу вписать?
-- Фигурантка, ты говоришь?
-- Да, батюшка, фигурантка.
-- Что же это за птица? что она делает, ты не спросил?
-- Как не спросить. спрашивал...
-- Ну?
-- Говорит, что в театре пляшет.
Священник с недоумением развел руками.
-- Записать ее так или отказать?
-- Отказать нельзя, но и фигуранткой помечать не подобает.
-- Так как же быть то?
-- А ты вот что сделай, -- после небольшой паузы решил священник, -- напиши просто "плясуя".