Декабрь 1970 года. Через несколько дней после моего прибытия к месту командировки, мудрый командир Ю.В. Настенко говорит мне:
-- Поезжай в Ком-Аушим, познакомься с людьми, с условиями, со второй нашей базой.
Сел в «Москвич»; по пустыне, через густонаселённый Файюмский оазис, через большой город Эль-Файюм и – я в Ком-Аушиме.
Эскадрилья, базировавшаяся на этой базе, в тот день дежурила в готовности № 2, т.е. лётчики и техники у полностью готовых самолётов ждут команду на взлёт для отпора нарушителю воздушного пространства. Ангары (душмы) подземные; в них тоже жарко, но хоть тень настоящая. Вот и, начав с командира эскадрильи, подъезжал к каждому, знакомился, расспрашивал.
Все лётчики были до этого дня мне не знакомы. Все, кроме двоих, моих однополчан по Польше. Анатолий Иванович Брынцев и Владимир Александрович Журавлёв. Знал я их давно и об обоих был хорошего мнения и как о лётчиках, и как о сослуживцах-товарищах. Друзьями мы не были, но часто приходилось с одним и другим встречаться по разным вопросам, и общению с ними я был всегда рад.
Вот они и служили в этой эскадрилье… Служили, а теперь… одного из них нет.
Много раз израильтяне нарушали воздушное пространство Египта в зоне ответственности нашего полка, очень много раз, и каждое такое нарушение заканчивали, не доводя до стычки с нашими лётчиками, неожиданным уходом на свою территорию. Это систематическое появление врага, его внезапное возвращение расхолодило и, когда уже никто не ожидал, произошёл единственный бой, в котором мы понесли потери. В том числе подбили самолёт Володи; он вынужден был катапультироваться. Тут же за ним примчался вертолёт, а он сидит… мёртвый – ударился головой о скалу.
Единственный бой, к которому готовились долго и трудно, был проигран. Проигран неожиданно. Эта неудача на долгие годы легла рубцом на сердце и душу, тем более что в этом бою погибли люди.
Иду к одному из самолётов, а ко мне навстречу спешит Толик. Обнялись – оба были рады встрече. Я и спроси у него – участника того рокового боя: «Как же Володя-то?»
Вот и заплакал Толя, уткнувшись в моё плечо. Заплакал скупыми, но очень горькими слезами, в которых была непреходящая обида и за проигранный бой, к которому готовились тщательно и долго, и за смерть хорошего лётчика, отличного офицера, верного друга.
Так и прошла «минута памяти однополчанина Володи: Толик плакал на виду у всех, не стесняясь никого, я тоже стоял молча под жгущим солнцем, сжав зубы и ощущая тяжёлые удары сердца.
Редко можно увидеть плачущего мужчину. Редко. И это зрелище очень тяжёлое.
Свободное копирование
