Письмо

Письмо

Письмо пришло из Барнаула от бабушки, но в конверте оказались вложенными ещё два-одно от тёти, а другое от фронтового друга отца. Оба письма были из города Фрунзе. Помню, что взрослые сразу взбодрились, стали чаще собираться вместе и что-то обсуждать очень важное. Появилось слово «перспективы», и относилось оно к моему отцу и дяде, и вскоре опять уже знакомое «уезжаем, уезжаем»... Я тогда не понимал, что ещё одну зиму на Алтае мы просто не пережили бы - германская поддержка давно истощилась, а хорошо изученный алтайский зимний голод заставлял что-то предпринимать. В этих письмах, видимо, было что-то важное, что заставило наш табор снова двинуться в дорогу. Лето было в разгаре, второе послевоенное лето, если не считать самурайской скоротечной войны. Мы опять в Барнауле, но только лишь для того, чтобы забрать с собой бабушку, и я видел, что она, непонятно почему, тихо радовалась этому. Кормилица «Гритцнер» была бережно упакована среди мягких подушек, и вот тёплый вечер, и опять телега, и близкие свистки паровозов, и рельсовая паутина, и знакомый уже «пятьсот-весёлый». Едем...