1939 - 23

28 сентября

    В 7 часов утра заканчивая свое дежурство от 27 сентября, я зашел к Ровинскому. Газета уже была кончена, мы ждали первых экземпляров. Светило солнце, люди шли на работу - в общем обычная картина.

    - Ты звонил Кагановичу о Коккинаки?  - спросил я его.

    - Нет и из этого ничего не выйдет. Его не пустят.

    - А, может быть, стукнуться в Аэрофлот? Стоит?

    - Безусловно стоит!

    Пошел спать В 6 вечера проснулся, позвонил Володе:

    - Ничего не выходит.

    - Я так и думал. Ты что сейчас делаешь?

    - Работаю.

    - Тогда не мешай. Пульку гоняем.

    Поехал к Молокову. У него сидит Картушев.

    - Куда собрался лететь?  - спрашивает Василий Сергеевич.

    - Никуда.

    - Ну да, втирай очки! Затем ведь и пришел.

    Я изложил план. Заинтересовались.

    - Машину надо дать,  - сказал Молоков.  - Дадим «Дуглас», он возьмет тебя и газеты.

    Начали подсчитывать расстояния, достали карты. Подсчитали нагрузку. Выходит, тонны полторы возьмет.

    - А летчиков каких дашь?

    - Летчиков дадим хороших,  - смеется Молоков.  - Таких, чтобы до Москвы обратно долетели. Договаривайся с Ровинским.

    Дальше начали расспрашивать о международных делах. Особенно интересуются Эстонией. Со шкафа стянули карту. Посмотрели.

    - Ну, пойдем обедать,  - говорит В.С.  - У меня дома огурчики из деревни - самые чудесные.

    - Ты где отдыхал?

    - На даче, под Москвой. Физическим трудом занимался, ходил много.

    - Полетим, а, Василий Сергеевич?

    - Что ты! Мне сейчас без разрешения на 100 км. от Москвы отлететь нельзя (с грустью). Долетался Молоков!

    - А как с твоей книжкой?

    - Не знаю. Вот все мечтаю - отделаться от этих дел, взять рукопись и засесть за нее.

    Он молчаливо намекает на мою помощь. Я молчу. Некогда.

    - Ну, пойдем. Сейчас 10 часов, а мне завтра сюда к 8.

    - А что?

    - Лекция по истории партии.

    - Выкраиваешь все-таки время?

    - А что тут хитрого: встал пораньше - вот и все.

    Сошли. На улице - дождь, слякоть.

    - А где твоя машина?

    - Машина? Я вечером всегда пешком домой хожу. А то на свежем воздухе совсем не бываю.

    От Молокова я зашел к ГУСМП (главупрсевморпути) к Ширшову. Сидит. Большой кабинет. Карты.

    С наслаждением Петя сел в мягкое кресло для посетителей: «Устал в своем»

    Тоже накинулся - что слышно в мире. Объяснил. Дальше речь пошла об арктических делах.

    - «Сталин» сегодня пришел в Мурманск. Боялись мы за него очень. подойдет какая-нибудь «демократическая» лодка и утопит. Им заманчиво гробить такой ледокол! Так я его в такое укромное место упрятал, что никто и догадаться не мог. Кроме меня только два человека знало, где он находится. Даже начальник морского управления не знал. А потом молча дошел до Мурманска. Ну сейчас хоть Иван Дмитриевич приедет - разгрузит меня. А то совсем зашился. Когда меня назначили директором диетического института - я бесился. Потом отрегулировал дело, наметил: вот с 7 часов буду освобождаться, дальше все расписал. Займусь, мол, научной работой, обработкой наблюдений. Бац!  - сделали замом по ГУСМП. А тут потом еще Папанин уехал. Все пришлось забросить. Ну ничего, нажму, закончу работу. Надо же: зимовали, а итогов нет.

    - Что слышно про «Седова»?

    - Суда по характеру дрейфа, между ними и берегами Шпицбергена (к NOот него) имеется или большая полоса чистой воды, или очень разреженный лед. для меня это несомненно. К марту их, видимо, вынесет в Гренландское море. Надо будет выводить.

    В полночь пришел домой обедать. Звонок. Звонит Антонина Дмитриевна Белякова:

    - Приехал Александр Васильевич. Он очень просит вас с супругой приехать завтра вечером к нам. Он хочет порассказывать в виденном. Будут только свои.

    Я обещал.

    Поехал в редакцию. Час ночи. Ровинский только что приехал из Кремля привез текст пакта о взаимной помощи с Эстонией. Как здорово сделано! Вот удар всем.

    Дали телеграмму М. Нейману и Макаренко возвращаться в Москву.

    Рассказал ему о разговоре с Молоковым.

    - А сколько будет стоить? Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч?

    - Не знаю.

    - Узнай!

    Сообщил о Белякове.

    - Во-первых, закажи ему немедленно статью, во-вторых - узнай, может быть можно полететь с ним.

    В 3 часа ночи пришло сообщение о том, что Молотов устроил обед в честь Риббентропа. Присутствовал Сталин. Затем приехал Мехлис. Сидел около часа и уехал вместе с Ровинским.

    В 4 ч. утра нам сообщили, что будут снимки в номер. Какие - неизвестно. В иллюстрационном отделе пусто. Срочно послали машину за двумя ретушерами и предупредили цинкографию.

    На том я уехал домой.

    На нашем западном фронте без перемен.

    Днем звонил в Минск. Оказывается, в Вильно собрались все наши: Лидов, Ярощук, Катаев, Черствов, Девишев, Темин. Ух!

    Лидов прибыл в Минск и начал проситься в Москву. Ровинский велел ему сегодня же вместе с Теминым вылетать в Варшаву. Вылетели. Черствов отзывается в Москву.

    Леопольд, наконец, прислал первую корреспонденцию, но о возвращении молчит. Материала по-прежнему чуть-чуть. Хорошую вчерашнюю вещь Верховского («Старое и новое») и заметку Черствова в Виленской комендатуре ставим с благоговением.

    Ехал вместе с Кукрыниксами. Они приезжали специально к Ровинскому, чтобы их послали на фронт. Рассказали о трех категориях композиторов - «ведущие, завидущие и молодые ворования». Сказали, что некоторые писатели издают «полные содрания сочинений».