После погрузки в Мексике корабль отплыл в Колумбию. Расстояние было небольшое, и переход длился всего несколько дней. «МАРШАЛ ГОВОРОВ» вошёл в устье широкой реки и стал на рейде. В город можно было попасть только на катере. На сушу Колумбии я так и не ступил, так же, как в Одессе. Вроде бы был в городе, а вроде бы и не был!
В Колумбии на борт были приняты ещё пассажиры. Собственно, для того в эту страну мы и заходили. Среди пассажиров были немецкие коммунисты - эмигранты, которые после разгрома Гитлера возвращались домой. Кроме них на корабле появилась высокая, сухая и очень строгая женщина. Она всё время курила, почти, как моя мама. Её провожал пожилой мужчина, её муж. Фамилия у него была Малков. Мама очень уважительно сказала, что он старый большевик, ныне посол в Колумбии, что он, вроде бы, участвовал в расстреле самого Николая Второго. Я смотрел на Малкова, как на исторический экспонат. Надо же, как в жизни повезло, самого царя расстреливал! Много позже, читая книгу следователя Соколова и других авторов, я в числе участников расстрела не увидел фамилии Малкова. Наверное, мама опять что-то перепутала.
Нас с мамой переселили в другую каюту, а наш "люкс" отдали пожилой даме. Наша каюта теперь была такая же, как те, в которых мы плыли раньше на других кораблях. Кровати в этой каюте находились в два этажа, одна под другой. Зато был умывальник с зеркалом и полочкой. Мне наша новая каюта очень понравилась. Я сразу полез на верхнюю кровать. Чтобы не свалиться, к кровати приделали высокий бортик. О "люксе" я не жалел, всё равно смотрел в океан через большие окна "люкса" я редко, большую часть времени находился на мостике, а кровати там все на "первом этаже", и спать на них было не интересно.
Из разговоров со строгой дамой мама узнала, что в Колумбии живет знаменитый скульптор, выходец из СССР, по фамилии Эрзя. Он использует для своих работ специальный материал - южноамериканское дерево. Одну скульптуру мастер подарил Малкову, и дама везёт её домой в большом ящике. Эта скульптура - гордость старой дамы. Однако этого скульптора в СССР пока не признают, так как он при работе пользуется специальным электрическим резцом, а не молотком и долотом, как все скульпторы.
В Колумбии, очевидно, было принято посещать заходящие в порт корабли. К нам на корабль приходили целые экскурсии жителей, тем более что советские корабли сюда заходили не часто. Все хотели посмотреть наш корабль и поговорить с русскими. После разгрома Германии наша страна пользовалась большой популярностью. Экскурсии сопровождал первый помощник капитана. Он показывал корабль: мостик, машинное отделение, пояснял назначение отдельных агрегатов и пультов. Я увязался за ним и тоже давал свои пояснения. Помощник был немногословен, а я очень разговорчив, да к тому же хорошо знал английский. Я давал дополнительные пояснения к рассказу помощника, и скоро он понял, что я вполне справлюсь с задачей один, и куда-то исчез. У него было много других более важных дел. Я остался главным экскурсоводом и провел несколько экскурсий.
Перед отплытием корабля, вечером, когда я уже спал, в нашу каюту постучал пожилой господин (как сказала мама). Он представился вице-мэром города, просил передать мне благодарность за прекрасную экскурсию и вручил маме подарок для меня - большую коробку конфет.
Кроме немецких коммунистов и старой дамы, на корабле появились две сестры - испанки. Почему они тут оказались, к кому и куда ехали, я не знаю, хотя точно помню, что мама мне это объясняла, и я хорошо всё знал, но просто забыл. Старшей сестре было 17-18 лет. Мама сказала, что она очень красивая, и сама знает это. Следит за собой, хорошо одевается, умело использует косметику. Вся команда на неё смотрит во все глаза. Но мне она не очень нравилась. Вторая сестра была примерно моего возраста. Я всё время посматривал на неё. Звали её Пепита. Пепита была очень живая, черноглазая, с тёмной шапкой кудрявых волос и смуглой кожей. Выражение её лица всё время менялось: то она улыбалась, то хмурилась, то капризно поджимала пунцовую губу. «Настоящая маленькая креолка» - сказала мама. Я не знал, что такое креолка, но девчонка мне очень нравилась. Она была гораздо красивей своей старшей сестры-задаваки. Та, хотя и очень красива, но какая-то невыразительная, без "изюминки", как сказал бы я теперь.
А вот Пепита - совсем другая. В ней был порыв. Юбка явно мешала ей передвигаться, она всегда зацепляла этой юбкой за какие-то части корабля. Иногда она одергивала юбку без потерь, иногда вырывала клок, тогда старшая сестра аккуратно всё зашивала. В общем, не девочка, а огонь.
Она была совсем не похожа на Наташу, просто совсем другая, но мне тоже нравилась. Это меня несколько удивило и даже расстроило. Я мысленно спросил себя, смог бы я сказать маленькой испанке, что я хочу на ней жениться? И понял, что не смогу… Глаза у Пепиты были весёлые и очень задорные, но не такие добрые, как у Наташки, кроме того, она почти ничего не понимала из того, что я говорил.
Однажды днем, когда я валялся на своей кровати на втором этаже и думал о «вечном», Пепита, как ветер, взлетела ко мне наверх. Что-то залопотала на ломаном английском. Она легла рядом, толкнув меня локтем в бок, и повернулась ко мне лицом. В глазах у неё забегали чертики. Я дотронулся до её черных, жестких волос. Провел медленно рукой по смуглой щеке, потом по спине. Рука скользнула по упругой попке. Чертики в глазах Пепиты исчезли. Она стала очень серьезной. Но не отодвинулась. Она тихо лежала лицом ко мне, касаясь своими коленями моих. Лица наши были рядом.
В это время дверь в каюту открылась, вошла мама. Нас она не заметила и стала мыть руки в белой раковине. Пепита не изменила позы. Как будто никто в каюту и не входил. Мне стало как-то неловко. Я сначала от неё отодвинулся, а потом слез со второго этажа, хотя мне очень нравилось лежать рядом с Пепитой, смотреть ей в лицо и гладить ее. Мамы уже не было, она так же быстро исчезла, как и появилась... Я вышел из каюты.
С Пепитой мы распрощались в Мурманске, и больше я её никогда не видел и ничего о ней не знаю...
Постепенно жаркая погода сменилась холодной. Капитан показал мне на карте наше местоположение. «Вот здесь Англия, а вот где находимся мы» - сказал он и ткнул пальцем севернее Англии. Через несколько дней показались скалистые берега. Это были норвежские фиорды. Они то появлялись, то растворялись в тумане. Мы подходили к Мурманску, где нас встречал отец, который специально для этого приехал из Москвы.