Я поселился на Долгоруковской, против Никольской церкви. Мой квартирный хозяин, уже немолодой студент-юрист, женат был на племяннице писателя А. А. Потехина. В первый вечер на новоселье я рано лег, почитал в постели и крепко уснул. Просыпаюсь от страшного стука и не могу понять, где стучат. Может быть, кто-нибудь из жильцов стучится с черного хода? Вдруг дверь моя шумно растворяется, влетает огромный усач-пристав и прямо ко мне: "Что вы, или не слышите?" -- "Виноват, я не знал, что стучат ко мне, а дверь не заперта". Пристав схватил с моего ночного столика книгу, начал ее перелистывать и трясти. Потом осмотрел комод и комнату. -- "Вы студент?" -- "Да". Пристав поставил к дверям солдата с ружьем и вышел. Светало. Солдат курил, опустив ружье. -- "Нельзя ли, братец, мне встать?" Солдат передал просьбу по начальству. -- "Можно". Одевшись, я перешел в столовую. Там валялись узлы и чемоданы двух жильцов, подлежавших аресту, но успевших скрыться. Меня обыскали просто за компанию. Хозяйка хлопотала у самовара. Пристав с помощником составили протокол; им предложили чаю. Выпил стакан и я. Полицейские жаловались на тяжесть службы. Добродушный помощник пристава приглашал меня "для безопасности" снять комнату у него.
Как-то вечером, гуляя по Долгоруковской, услыхал я шум. Городовой с книгой вел в участок молодого парня; любопытная толпа теснилась вокруг плачущей толстой женщины. "Охота была связываться со старухой", -- заметил я. Маленькая корявая старушонка самодовольно засмеялась: "И, батюшка: со старушкой-то теплее!"
Алфераки уехал в Ямбург: он за японский поход получил Станислава 3-й степени и поступил на действительную службу прапорщиком в Царицынский пехотный полк. Его заменил Юрий Сидоров, юноша с желтым египетским профилем, студент-филолог. Он скоро сделался моим лучшим другом. Изредка появлялся у меня еще один товарищ по факультету, философ-заика, автор афоризма: "Реви, реви ветер, ты отнимешь у меня все приятное". Все мы, бывая в "Праге" и "Петергофе", часто встречали В. О. Ключевского. Обыкновенно он сиживал за вином в обществе двух-трех приятелей. Мы всегда ему почтительно кланялись.
Управляющий Нижегородской Удельной конторой Кузьмин-Караваев давно страдал сахарной болезнью. Весной он взял отпуск и выехал на Кавказ. В Казани, гуляя проездом, почувствовал себя дурно, вбежал в аптеку Грахе и умер. Посланный за телом чиновник не нашел на покойнике ни запонок, ни часов. Хоронили Кузьмина-Караваева в Нижнем в Крестовоздвиженском монастыре. За гробом шел губернатор Шрамченко, веселый седой красавец, следом телохранитель-черкес, увешанный оружием.
Свободное копирование
