Сергей Прокофьев. Дневник - 262

12 апреля

Утром чувствовал себя нерасположенным к работе, но всё же сделал три страницы Intermezzo. Скерцо я пока отложил, доколе не сочинится реприза.

После завтрака с мамой ездили за цветами и возили их на папину могилу. Затем я зашёл за Максом и мы отправились покупать галстуки, шляпы. Макс хочет «испанскую»; она очень элегантна. Возили в почтамт поздравительные письма, но по случаю страстной пятницы почтамт с одиннадцати часов был заперт. Макс сделал себе новые визитные карточки, а потому посылает их всем подряд, кому нужно и кому не нужно.

Когда я вернулся домой, у меня болела голова. Но я совсем немного работал сегодня. Верно, вчера перезанимался. Выпил порошок цитрованили и голова прошла. В семь часов вечера пошёл к Анне Николаевне за программой на лето, а так как я в будущем году кончаю, то сегодняшний вопрос сводился к обсуждению программы для моего окончания. На окончательном экзамене я решил непременно играть мои сочинения: 1) концерт, 2) ансамбль и 3) «пьесу русского автора». Я очень боялся на этот счёт решительного отпора со стороны Есиповой, ибо история отношений между нею и моими композициями следующая.

О том, что я сочиняю, она несомненно знала до моего поступления к ней в класс, а когда я к ней поступил - хвасталась, что, мол, вот какие теперь ученики завелись у неё: композиторы. Однако композитор брал у неё уроки, а о своих сочинениях молчал. Тогда она сама попросила меня сыграть ей что-нибудь моё. Я сыграл Сонату, Ор.1, получил похвалу и предложение проставить в сонате педаль, которую я немилосердно душил. У меня до сих пор сохранилась эта рукопись, где рукой Анны Николаевны подробно вставлена педаль во всей вещи. Вскоре после этого я стал приносить в класс пьесы Метнера, Скрябина, прослыл ярым «модернистом» и одновременно с этим Анна Николаевна решила, что и композитор я модерный, т.е. по её понятиям пишу чушь. Про сонату тоже было изменено мнение и сказано (Захарову), что и музыки-то в ней, собственно говоря, нет... Узнав об этом, я объявил, что отныне Анна Николаевна не услышит от меня ни единой ноты, и сдержал слово по нынешний день. Прошлым летом я играл в Павловске мой Концерт, ни словом не обмолвившись о том Анне Николаевне и предоставив ей по газетам констатировать событие. По закону она имела право исключить меня из класса за публичное выступление без разрешения, но она промолчала.

Итак, к сегодняшнему дню. Анна Николаевна была мила и сообщила, что нас кончает целых десять человек, в том числе ученики Тиц, Шнее и Миндлин. Все хорошие, но не на 5+. Из учениц заслуживает внимания Берлин и Цетлин; кроме того, обе очень хорошенькие и состоят под особым покровительством Глазунова. На вопрос, что я хочу из Баха, я указал на Kunst der Fuge, на что последовало согласие с предложением выбрать футу лучше более чем трёхголосную. Про Моцарта я не имел мнения и мне прописали «Фантазию» c-moll (не из сонаты), которую я не знаю. Касательно Бетховена я заикнулся о первой части большой В-dur'ной Сонаты, но она оказалась отданной Шнее и мне пришлось выбрать Ор.111[1]. Из Шумана я объявил притязание на Сонату-fis сполна, что и было принято. Про Шопена долго толковали, рылись в тетрадке, но определённого мнения не вынесли. Из Листа Анна Николаевна несмело предложила «Мазепу»[2], но я стал защищать «Тангейзера»[3], который после нытья, что длинно... заиграно... был принят. Тут наступил главный момент: какую я хочу взять пьесу русского автора? Я был крайне удивлён, когда Анна Николаевна охотно согласилась, чтобы я играл свою вещь - какую, она даже не спросила. А концерт? Я сделал осторожное предисловие и назвал свой №2.

- Ну уж, всё своё да своё: это даже нескромно. Выбирайте: или концерт или пьесу для программы!

- А мне казалось, что это-то и хорошо, что у меня есть всех родов оружие.

Впрочем, я быстро согласился играть мой Концерт, а пьесу русского автора не свою. Я уверен, что свою пьесу я дипломатизирую в течение зимы. А в ансамбль надо походить раза два к Блуменфельду; я думаю, что полажу с ним; а там можно играть и мою виолончельную «Балладу».

Анна Николаевна милостиво отпустила меня и ушла в ванну, а я, очень радостный, что мой проект выгорел, поехал домой, где меня уже ждал Макс, чтобы составлять подробный маршрут нашего майского путешествия по нововышедшему путеводителю. Мы с большим увлечением составили длинный и точный план путешествия по Волге. Каспию, Кавказу, Чёрному морю и Крыму, распределив всё по дням и по часам, и назначив выезд на двадцать второе мая (день после экзамена Умненькой, Макса и первого Павловского концерта, очень интересного) и возвращение на двадцать первое июня.