4 февраля
В десять часов пришёл в оркестровый класс и был мило встречен Черепушей, который сказал, что уже успел соскучиться по мне. Относительно программы занятий новая перемена. О «Маккавеях» и прочем, конечно, не говорят; предполагаемый концерт с 7-й Симфонией Бетховена тоже вылетел в трубу, - теперь придумали концерт памяти Даргомыжского (по причине ста лет со дня рождения) и не дальше, как через две недели. Сегодня Черепнин уже читал «Казачок», «Чухонскую фантазию», хоры и прочее. «Казачок» звучит пикантно и снова напомнил мне идею написать несколько серьёзных и шикарных танцев для оркестра. Я дирижировал «Анданте» Вышнеградского на славную чувашскую тему.
Венцель пытался вступить в пространный разговор, но я уклонился. За мою поездку я послал свыше восьмидесяти открыток, в том числе одну ему. Он тронут и жалел, что не знал, куда ответить. Ввиду того, что Есипова занималась на дому, а в Консерватории приятных лиц не мелькало, я сначала залез в класс поучить новые Даргомыжские партитуры, а затем ушёл к Перетцу поесть.
Вернувшись, увидел Наташу Гончарову, которая радостно воскликнула: «А! Какая радость! » Навстречу ей шла знакомая девица, которая, приняв восклицание на свой счёт, кинулась ей на шею. Произошла комическая сцена, и девица быстро сликвидировалась. С Наташей радостная встреча и куча любезностей.
В оперном классе меня встретили по-дружески. Кругловский в стал в юмористическую позу, сёстры Рожанович веселы и милы. Я скоро ушёл - занятия шли вяло, а отсутствие Глупенькой делало их серыми.
Вернувшись домой, я с необыкновенным наслаждением раскрыл биографию Чайковского и прочёл десяток страниц, погрузившись в другой, очаровательный мир. Кое-что сочинил для финала Концерта, таял над Сонатой Ор.14 и переделывал романс «Отчалила лодка». Писал дневник и принимал ванну.
От Макса нет письма, хотя должно бы быть. Из Севастополя переслали какое-то письмо, написанное неизвестной рукой. От Умненькой или от Дранишникова? Но конверт был неизящен. Оказалось, действительно от Дранишникова.
Свободное копирование
